Геннадий Логинов - Гиперкубическая симфония, или Дым без огня

С малых лет они играли с гирями вместо кукол, носили трико и набирались недюжинных сил, а лет с тринадцати – уже выкорчёвывали пни, заплетали гвозди косичками, рвали пополам веники, гнули подковы и «забарывали» папу, который не мог на них нарадоваться.

И было бы всё хорошо, если бы только не одно «но»: девочки совершенно не умели ничем делиться или пользоваться по очереди, и стоило чему-либо появиться у одной – того же самого незамедлительно желала из вредности и вторая и, не получив желаемого, начинала отбирать это у первой. Заканчивалось всё, как правило, не очень хорошо.

Однажды мама подарила им вместо пудовой гири – первую в их жизни красивую куклу. Фарфоровую, с натуральными волосами, ручной росписью, шитыми на заказ платьем, шёлковыми чулочками, туфельками с серебряными пряжками и кружевной шляпой с розовым бантом. Геркулина вцепилась кукле в ноги с криком «Моё!», в то время как Атланта потянула её за туловище с криком «Отдай!». Словом, век дивной куклы был весьма и весьма недолог. Как позднее и век красивого платья, расписного турецкого ковра и даже толстого каната.

А когда миновали годы и девочки стали девушками, – в цирке Чезаре объявился молодой и привлекательный бесстрашный канатоходец Луиджи, ходивший по натянутому тросу под самым куполом шапито. Он жонглировал зажженными факелами, ножами и булавами, при этом разъезжая на одноколёсном велосипеде, и девушкам казалось, что в целом мире нет человека красивее, грациознее и отважнее. В их юных сердцах впервые возникло светлое чувство, не сулившее, впрочем, ничего хорошего для канатоходца.

Акробаты и клоуны тихо шептались за спинами силачек, что в один прекрасный день они просто разорвут бедолагу на куски. И так вполне могло бы произойти, просто случилось иначе.

Луиджи проходил по тросу без страховки, всё было как обычно, и в этот раз он даже не показывал особенно сложных номеров из тех, которыми славился. Циркачи тоже не ожидали никаких неожиданностей, зная не понаслышке о профессионализме и мастерстве канатоходца. Люди часто приходят на выступления именитых и прославленных канатоходцев, проживших достаточно долго, чтобы сделать карьеру, при этом не зная имён несметной армии сорвавшихся канатоходцев, не успевших оставить свой след в истории. Из-за этого возникает так называемая «ошибка выжившего», когда, зная одну сторону медали и не зная другую, человек делает поспешные выводы.

Как бы там ни было, маститые профессионалы часто спотыкаются на элементарных вещах: как в переносном смысле, так и в буквальном. Так произошло и в этот раз. Луиджи сорвался, а сёстры-силачки кинулись ему на выручку, даже и здесь начав соперничать и отталкивать друг друга. И быть бы великому канатоходцу лепёшкой на полу, если бы его не подхватил – случайно забредший в цирк человек в цилиндре и с моноклем.

Как ни пытались организаторы подать случайность как запланированную часть представления, оно было сорвано. Смеяться здесь было нечему, а оставаться незачем. Канатоходец, может быть, позднее испытает признательность, но сейчас он находится в шоке и слабо реагирует на происходящее. Публика свистит и негодует. Все циркачи собрались на арене. А человек с моноклем не силач, не акробат и не клоун. И даже зрителя из него не вышло. Быть может, в цирке свободна вакансия подхватуна-спасателя? Но ведь это была простая случайность, не более.

Во всяком случае, так рассуждал странник. Оставив суетящихся и галдящих людей, он покинул цирк и побрёл в сторону близлежащих невзрачных улиц и домов.

В неприглядном дворе, который связывал меж собой несколько обшарпанных многоэтажных домов с побитыми окнами и почерневшими от грязи стенами, располагался старый автобус, переживший два века. Если это, конечно, можно было назвать жизнью, а его – автобусом. По сути, от самого автобуса там сохранились только салон и корпус: колёса и окна давно сняли, мотор и руль вынули, кресла и двери уволокли, старая краска выцвела, а ржавчина давно вступила в свои законные права.

Тем не менее, несмотря на то, что земля вокруг него обросла сорной травой, а сам он уже давно не сходил с места, в него, как и прежде, ежедневно набивалось немало народа. Не контролёр, не водитель и даже не пассажиры, а дети, любившие забегать и прыгать внутри старого автобуса, скрашивая его печальную старость.