Спонтанный горький вздох Деда Мороза эфемерным облачком синеватого тумана улетел куда-то в сторону черного соснового бора, где смешался с тысячами себе подобных вздохов, охов и немых воплей неприкрытого человеческого отчаяния. Но отчаяние не случайно относится к числу Семи Смертных человеческих Грехов в православной конфессии, и, поэтому негоже было малодушно предаваться черному унынию одному из самых могучих и жизнерадостных христианских чудотворцев, и он поспешил добавить с совершенно иным выражением в голосе:
– Но это был не простой звонарь!
– А кто это был, дедушка?!
– Гоэй – херувим-воин из элитной когорты спецназа самого Архистратига Михаила! – Акапист сделал небольшую паузу, вызванную невольным секундным спазмом гортани и докончил начатую фразу, когда к этому представилась возможность: – И он, кажется, открыл нам Врата … – он вновь резко умолк, заметив внезапное изменения в интенсивности и цвете лунного света, заливавшего сельский погост на живописном пригорке, черный сосновый лес и бескрайнее заснеженное поле, разделявшее километровой пустынной прогалиной кладбищенскую горку и село, где дымились свежие развалины Храма.
– Какие Врата, дедушка?! Куда?!…
«… Героя-звонаря, на самом деле, звали никаким ни Гоэеем, а он носил вполне нормальные русские имя и фамилию: Никита Перегудов и последние четыре года верой и правдой служил при Провалихинском Православном Храме Архистратига Михаила в сане протодьякона. Он был глубоко и искренне «воцерквленным» человеком, и никакие происки «Врага рода человеческого», казалось бы, не смогли ему помешать сделаться в самом скором времени полным дьяконом и получить синоидальное назначение на высокий и ответственный пост Настоятеля Храма Архистратига Михаила в Провалихе. Но Враг затаился, максимально мобилизовался, исхитрился-извратился и превзошел самого себя, устроив роковой государственный переворот в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября тысяча девятьсот семнадцатого года. Жирная траурная черта в одночасье оказалась подведенной под судьбами миллионов светлых, добрых и хороших, ни в чем не повинных людей, проживавших на огромной территории бывшей Российской Империи, занимавшую, как известно, одну шестую часть суши земной. В это число автоматически угодил и протодьякон Никита Перегудов. К сожалению, в данном повествовании автором не изыскалась возможность подробно описать жизнь и душевное состояние Никиты после «Великого Октября» и приходится ограничиться лишь констатацией его героической гибели поздним вечером тридцать первого декабря тысяча девятьсот восемнадцатого года на колокольне, приговоренного местными большевиками к уничтожению, Храма Архистратига Михаила, Главнокомандующего Армией Света, от самого сотворения Мира противостоящей Армии Тьмы.
Командир отряда «особого назначения», Данила Курдюкин не случайно подгадал дату взрыва Храма к тридцать первому декабря – последнему дню, уходящего в вечность, страшного и кровавого, во многом, рокового и переломного в мировой истории, тысяча девятьсот восемнадцатого года от Рождества Христова.
Садист, алкоголик, кокаинист и морфинист, Данила Курдюкин пунктуально выполнял волю своих истинных Хозяев, не имевших никакого отношения к «партии большевиков». Они, эти неведомые Курдюкину, Хозяева, вообще, не имели никакого отношения к какой-либо политической партии в многострадальной России. Им, этим таинственным и неизвестным никому на Земле Хозяевам, от Курдюкина нужно было только одно – помочь им тайно проникнуть в этот чудесный земной мир. А сделать они это могли лишь в краткий миг, ровно между, секунду назад умершим тысяча девятьсот восемнадцатым, и, еще не родившимся, тысяча девятьсот девятнадцатым годами. И не секундой – раньше, и не секундой – позже! Это были очень, как видим, пунктуальные, и, не только пунктуальные, но и чрезвычайно опасные существа, легко способные сожрать все человечество без остатка и не подавиться при этом… Фигурально выражаясь, они являлись крайне свирепыми астральными акулами, чуявшими запах крови за много миллионов световых лет, вернее – не крови, а – специфических миазмов-флюидов начинавшейся глобальной катастрофы или – большой беды, неудержимо стремящейся к мега-летальному исходу. Такие моральные уроды, наподобие Курдюкина, в огромном количестве поднятые к поверхности жизни мутной кровавой волной Октябрьской Революции и последующей гражданской войны, играли роль безмозглых пешек в их большой глобальной игре на «понижение ставок» – на понижение ставок выжить той или иной, отдельно взятой, разумной обитаемой ойкумены…
Читать дальше