Алексей Резник - Стеклянная любовь. Книга первая

… – Все – уходим! – решительно, как отрубил, сказал Даждьбог. – На этих черных дьяволов любоваться нам совершенно излишне и недостойно нашего звания исконных Славянских Богов.

Акапист лукаво усмехнулся в усы и бороду, но спорить с Даждьбогом не стал, и они вошли, наконец, внутрь Подлой Корчмы.

Там оказалось довольно тепло. В бревенчатых стенах через каждые три метра торчали сильно чадившие жировые лампы, дававшие длинному коридору тусклое красноватое освещение. Из-за сильного чада и запаха прогорклого тюленьего жира, у привыкших дышать свежим морозным воздухом Деда Мороза и Снегурочки, сразу же неприятно зачесалось в ноздрях и запершило в горле. Кроме того, в коридоре корчмы изрядно воняло и чем-то другим, гораздо более худшим, чем миазмы смеси из испарений прогорклого жира и старых валенок, составивших единое целое с полуразложившимся навозом. Мудрый Дед Мороз даже остановился на несколько секунд, пытаясь правильно идентифицировать, заметно настороживший его запах и внимательно наблюдая при этом за чертами лица Даждьбога, едва ли не ежесекундно неуловимо менявшее свои черты в неверном красном свете чадящих факелов, освещавших коридор. Вместе с Дедом Морозом остановились и все остальные, выжидающе на него глядя. Даждьбог, в частности, с выражением откровенно алчного блеска в глазах рассматривал затейливые узоры из драгоценных камней на белоснежной поверхности шубы Деда Мороза, ярко сверкавшие в полумраке Подлой Корчмы чистым благородным сиянием. Точно также сияла и изящная шубка Снегурочки, крепко державшей в руках дедушкин посох, чей набалдашник разгонял тусклое мерцание масляных ламп и факелов Подлой Корчмы льдистыми голубыми сполохами в радиусе не меньше метра.

После недолгого размышления, Акапист голосом, исполненным собственного достоинства, бросив неуловимый подозрительный взгляд на «Даждб-Бога», решительно произнес:

– Ладно – веди нас дальше в твою жалкую нору, Даждьбог! – и покрепче подхватил под правую руку богатыря.

И Даждьбог, ничего не ответив, виновато понурив лысоватую голову, сделав тоже самое с левой рукой совсем разомлевшего в тепле Ильи, зашагал вперед.

Часто понатыканные двери гостевых комнат без конца открывались и закрывались беспокойными суетливыми и любопытными постояльцами, кратковременно освещая в такие моменты полутемный коридор прямоугольниками то синеватого, то зеленоватого, не внушающего чувства бодрости таинственного света. Под потолком, ничем не разгоняемая, скопилась чернильная беспросветная тьма, особенно удручающе действовавшая на нежную впечатлительную красавицу Снегурочку. Там, в этой тьме, все время кто-то шуршал и с потолка постоянно сыпался мелкий неопределенный мусор.

Из одной комнаты прямо под ноги старинным Славянским Богам неожиданно вывалилось какое-то кряжистое несуразное существо, чей единственный выпученный глаз, ожесточенно вращавший черным вертикальным зрачком в ядовитой желтизне белка, с лютой ненавистью вытаращился почему-то на Илью Муромца, и никто, как говорится, глазом не успел моргнуть, как чудесным образом взбодрившийся Илья, с неуловимой быстротой взмахнув «жаждущей вражьей крови» булавой, припечатал «лихо одноглазое» к щербатому деревянному полу.

– Мразь проклятая! – гордо пророкотал Илья, вкладывая булаву обратно в специальную петлю на богатырском поясе.

Даждьбог никак не прокомментировав очередную богатырскую выходку, лишь ускорил шаги.

Славянские «покои» находились почти в конце коридора неподалеку от дверей просторного «нужника».

– Совсем вас «опустили», братцы… – горько и невнятно пробормотал Дед Мороз.

И, печально кивнувший в знак согласия Даждьбог, постучал условным стуком в низенькую закопченную дверь. А Акапист до того, как дверь открыли изнутри, теперь уже внятно и с хорошо прослушивавшейся в голосе яростью произнес:

– Я понял, что за запах так сильно беспокоил меня в этом коридоре!…

– И что это за запах, дедушка?! – с живой заинтересованностью спросила Снегурочка.

– Так дурно могут пахнуть лишь предательство и подлость, внучка!!!…

…Низенькая закопченная дверь медленно растворилась с пронзительным скрипом, заполонившим собой, казалось, весь коридор Подлой Корчмы. В нос Акаписту и Снегурочке ударил запах перекисших щей и подгоревшей гречневой каши. Прежде чем войти внутрь, Акапист долго всматривался в полумрак «славянских палат», освещенных чадящим тусклым пламенем точно такой же, что и в коридоре, жировой лампой, да слабым лунным светом, падавшим через узкое оконце, прорубленное едва ли не под самым потолком. Не заметив ничего подозрительного, он переступил порог и немного громче, чем следовало, поздоровался: