Татьяна Осипова - Коррида

– Но…

– Заткнись и слушай, – он склонился над ней, обдавая неприятным запахом изо рта.– Сегодня вечером я приду за мальчишкой, и не вздумай играть со мной!

Малкон редко бывал в школе. Бесплатное учреждение находилось на окраине Вельгара, и мальчишке было сложно добираться домой поле уроков. Учительница ругалась, мама в очередной раз расстраивалась. На дорогу много уходило мелочи, и всё, что он зарабатывал на мойке, уходило на оплату дороги, учебников и других школьных принадлежностей. За последние полгода Малкон был всего четыре раза в школе и старался готовиться дома, чтобы совсем не забрасывать учёбу.

«Как странно», – подумал Малкон, подходя к своему дому. Возле него собрались люди. Одни что-то обсуждали, некоторые кричали, меньше плакали. Он увидел разбросанные вещи, полицию, старого бородатого врача, который накрыл лежащую на тротуаре женщину простынёй. Малкон непонимающе подошёл ближе, ему не хотелось верить предчувствиям. Врач, обернувшись, взглянул на тощего мальчишку в старой, пожелтевшей от отбеливателя рубашке школьника. Увидев руку, которая показалась из-под простыни, мальчик упал на колени, роняя потёртую сумку, из которой выпали учебники.

Слёзы застилали молчаливое лицо, Малкон не издал ни звука, он приподнял простынь и увидел лицо мамы, с маленьким отверстием у виска, где запеклась тёмно-красная кровь. Малкон не верил, что мамы больше нет в живых, ощущая себя как будто в тягучем киселе, которым стало окружающее пространство. Руки мамы холодные, он сжал её ладонь. Малкона потащили, схватив за плечи, он обернулся, видя, как доктор шевелит губами, но ничего не мог разобрать из его слов. Сверлил глазами бородатого мужчину в белой униформе и был не в силах произнести ни слова.

– Это самоубийство, – пронеслось в толпе.

– Я знаю, кто это сделал, – вдруг уронил Малкон, обретая дар речи. Поднимая холодные глаза на доктора, он сжал зубы. Врач неотложной помощи отвёл взгляд. Глаза мальчика синие, словно кристаллы сапфира, они не по возрасту взрослые, словно повидали многое, чего восьмилетнему мальчику ещё не нужно знать.

– Я должен увезти твою маму, – доктор положил большую ладонь на руку Малкона, – ей уже ничто не поможет…

Вместо ответа мальчуган опустил голову, сжал детские кулачки. Он понимал, что теперь всё в жизни переменится. Мама защищала его от нападок сеньора Пекатти и его шестёрок. Малкон был уверен, это люди хозяина квартала расквитались с ней.

Доминику увезли на синей машине в морг городской больницы Вельгара. В этом городе не принято долго сожалеть о смерти, здесь нет боли или страха, тут не бывает осуждения. Здесь доступно всё, здесь можно купить всех.

Малкон, вытирая обжигающие слёзы, начал собирать разбросанные вещи. На двери в их дом сменили замки. Мальчик знал, что сеньор Пекатти решил осуществить грязные замыслы. Ему мешала мама, и теперь у Малкона нет ни дома, ни мамы, ни кого, кто мог защитить его. Сложив мамины вещи в большой чемодан, мальчик отобрал необходимое и, затолкнув всё в рюкзак, направился прочь из квартала Красных фонарей. Он не знал, куда ему идти. Ему было известно одно – знакомое чувство утраты и желание не попасться на глаза Пекатти. Всё остальное потом заполниться желанием есть, спать, жаждой выжить и надеждой не стать игрушкой в чужих руках.

Он шёл, опустив голову, длинная чёлка спутанных рыжих волос закрывала мир. Мир, который он не желал видеть, но который, несмотря на свою жестокость и равнодушие, продолжал любить. В свои восемь лет Малкон надеялся на чудо. Он был ещё маленьким мальчиком, которому пришлось слишком рано повзрослеть. Внезапно кто-то грубо схватил его за шиворот и отбросил в сторону его вещи. Малкону не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто это. Воротник на рубашке треснул, оставляя рваную рану на ткани, мальчик пытался вырваться, но его попытки только смешили Пекатти и его окружение.

***

Дисмус откинул назад длинные волосы. Марэна была как никогда щедра на ласки. Её гибкое тело напоминало кошачье, тёмная, похожая на горький шоколад кожа блестела.

– Мне пора, Марэна, – он бросил на столик сотню мансов, она слизала их со стола мягкой, кошачьей лапкой и, склонившись над Дисмусом, коснулась его щёки длинными ресницами, – щекотно, – улыбнулся он.

– Приходи завтра, – улыбнулась Марэна, одеваясь.

Дисмус поднялся с кровати, кинул Марэне ещё двадцать монет и направился в душ. Девушка, послав ему воздушный поцелуй, надела туфли на высоких каблуках, подправила макияж, накрасила алой помадой губы и, сунув деньги в лифчик, направилась к выходу.