Сергей Боровский - Зеркало

Парню он предъявил улики, но предложил не зону, а сделку: услуги — в обмен на свободу. И дал первое задание: убрать одного из «неприкасаемых». Обещал прикрытие со своей стороны и некоторую помощь практического характера: оружие и получение полезных боевых навыков. Парень, на удивление, легко согласился. Так у жизни следователя Шабанова образовалось второе дно.

Его тайными агентами становились люди с различной мотивацией. Объединял их лишь один общий признак — преступление, совершённое во имя какой-либо идеи, не связанной с наживой и выгодой. В коллекции были благородные мстители и отважные защитники, герои не случившихся войн, юродивые и просто маньяки. Всем нашлась у Шабанова работа, и даже какой-то оптимизм вселился в него. А потом к нему пришли ЭТИ.

В своём отношении к НИМ Шабанов до сих пор не определился. Да это и не важно на самом деле, кто они такие. Важнее другое: кто такой Шабанов? Как единица и как часть целого. ОНИ не то чтобы помогли ему понять это, но по крайней мере убедили в том, что его неприятие себя в качестве послушного и безмолвного представителя рода человеческого имеет научное обоснование. И что фундаментальные «истины» ещё более не очевидны, чем даже казалось его скептическому уму. Ответы на вопросы где-то есть, но они никому не нужны. Солнце встаёт на «востоке», но тот, от кого это зависит, скрывает свои намерения. И душа человеческая — это ещё большие потёмки, такие, что и сам дьявол в них не разберётся.

От Шабанова ничего не требовали, не угрожали, не пытались купить. Ему просто показали «таблетку», легко превращающуюся в бейсбольный мяч. И ушли, оставив «реквизит». Шабанов получил возможности, лежащие за гранью понимания, но они стали надёжной защитой от кого бы то ни было из плоти и крови. Благодаря этому он поставил дело на поток, и машина по складыванию плюсов и минусов заработала на полную мощность.

Вдруг ни с того ни с сего пропала так мешавшая ему ненависть к начальству, к политикам, к нудной рутинной работе, к хамоватым тупым коллегам, к трусам и проходимцам, к карьеристам и подлецам. Шабанов перестал чувствовать себя разведчиком во вражеском тылу, но трансформировался, скорее, в пасечника, заботливо присматривающего за пчелами: следил за состоянием ульев, подкармливал, держал под контролем роение. И кусали его иногда подопечные, умирая от потери жала.

Лишь поначалу его смущал один неприятный факт: выходило так, будто едва он обрёл свободу, как тут же нашёлся новый хозяин его воли, к которому он поступил на службу. Однако Шабанов убедил себя в том, что выполняет свою миссию, как и раньше — не беда, что с кем-то ему оказалось по пути. И что он так же в любой момент сможет сказать «нет», если их дороги разойдутся, или ему просто наскучит. Пребывал ли он в иллюзиях, проверять пока не было необходимости, и волшебный клубок ниток катился по лесу, разматываясь.

Шабанов не служил в разведке и свои сведения о конспирации черпал из художественной литературы. Поэтому ему показалось правильным построить свою деятельность так, чтобы большинство участников банды даже не подозревало о существовании друг друга. Они могли догадываться, но наверняка не знали ничего, а проявление любопытства Шабанов гасил всеми доступными способами, вплоть до уничтожения материала.

Однако, к своему стыду, он не смог удержаться от соблазна (придумал видимость необходимости) и завёл себе оруженосца, которому доверился во многих своих делах. Он поручил ему «оперативную работу», включающую обыкновенный рэкет, устранение проблем и затруднений, сбор информации и т.п. Его же он поставил во главе ударного отряда бойцов, набранных из людей, не задающих лишних вопросов. Какой же император без гвардии?

В типичной ситуации подобная организация провалилась бы на второй день существования, но у Шабанова была «таблетка». Весьма занятная штучка. Она в нужный момент становилась и «куполом», и источником неведомой силы, и, наверное, ещё чем-нибудь, до чего элементарно не дотягивалась фантазия Шабанова.

Урфин Джус, правая рука и придворный шут в одном флаконе, отыскался среди старых («диаматных») выпускников филфака, напичканных представлениями о материи, как о чём-то таком, с чем нужно непременно бороться. Вынужденные теоретизировать, лишённые всяческих полигонов и перспектив, они чаще всего находили себя на дне стакана, с Гегелем в качестве собеседника. Однако попадались и такие экземпляры, как Урфин. За свои спорные убеждения он отрезал немало голов, поучаствовав в нескольких войнах на разных континентах. То на стороне оппозиции, то в лагере их противников, а то и сам за себя. Счастья не нашёл и готов был самоуничтожиться, когда ему преложили повременить.