Любовь Лукина - Отдай мою посадочную ногу

Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.

– Брось, Гриша! – убеждал я его. – Чтобы два таких мужика – да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадёшь! Ты, главное, Гриша, не робей! Мы тебя научим на собаку лаять!

Домой мы вернулись часам к пяти.

– Да! – вспомнил я перед самой калиткой. – Ключ-то забери. И не оставляй больше…

Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал к груди.

– Минька, – сказал он. – Можно, я задам тебе один вопрос?

– Ну, задай.

– Зачем я вам нужен?

Ничего себе вопросец!

– А чёрт его знает, – честно ответил я. – Вроде привыкли уже к тебе…

Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике – рядышком и чуть ли не за руки взявшись – сидят мать и Люська, обе заплаканные.

Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился – того и гляди затопчут.

– Я так и знала, я так и знала!.. – всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. – Я же чувствовала – что-то случится!..

Интересное дело, вяло подумал я. Мать – чувствовала, Люська – чувствовала… Один я ничего не чувствовал.

– Я его посажу! – всхлипывала Люська. – Я его посажу!..

– Кого? – спросил я.

– Бехтеря, кого же ещё! – ответила за неё мать. Тоже всхлипывая.

– Какой Бехтерь, чего вы плетёте? – сказал я. – Бехтерь к нему и близко не подходил.

Люська уставилась на меня бешеными зелёными глазами.

– Не подходил? А лоб почему разбит?

– Так это не Бехтерь, – объяснил я. – Это я ему рейкой заехал.

– Как? – в один голос сказали мать и Люська.

– Случайно, – буркнул я и пошёл спать, хотя солнце только ещё собиралось садиться. Пусть сами как хотят, так и разбираются.

Добравшись до койки, сел и долго смотрел на шнурки кроссовок – не было сил нагнуться и развязать… Но Люська-то, а? Ишь как вскинулась! Это потому, Люсенька, что у тебя никогда никого не отнимали… Надо же – сама прибежала!..

Мне снилось вчерашнее сражение в старом сквере. Вернее, даже не само сражение – всего один момент: я сижу в проломе, стискивая штакетину, а они уходят – два ангела и Гриша между ними, – и серый полусвет льётся им навстречу, и это уже не люди, а три плоских колеблющихся силуэта… Я заставляю себя броситься за ними – и не могу. Вот ведь какая штука: наяву не испугался – во сне боюсь…

Я просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок и понимая с облегчением, что Гришу я всё-таки отбил. Потом запускал руку под подушку, доставал пистолет и брал на прицел спичечный коробок. Нажимал на спуск, вздыхал, запихивал мёртвую машинку обратно и снова оказывался в проломе со штакетиной в руках…

– Гринь, – сказал Сталевар с умильной улыбкой, отчего сразу стал похож на старого китайца, – пока смена не началась, слетал бы за газировкой…

Все подождали, когда Гриша с чайником отойдёт подальше, а потом повернулись ко мне.

– Ну и что он? – уже без улыбки спросил Сталевар. – Уезжать не раздумал?

Я взглянул на их озабоченные лица и вдруг понял, что должен был чувствовать Гриша в первые дни. Разные? Да по сравнению с ними мы – дворняжки! Мы – беспородные переулочные шавки, и каждая скроена на свой манер! А эти – на подбор, в рост, в масть, как доберманы-пинчеры на собачьей выставке!..

– Может, он недоволен чем? – прямо спросил бригадир. – Если разрядом – будет у него скоро хороший разряд… Ну нельзя его отпускать, Минька! Ты ж первый резчик – сам понимать должен. Сунут опять в бригаду кого попало! Или – тоже весело – впятером тыкаться!..

– Ты… это… – немедленно взволновался Старый Пётр. – Ты, Валерка, знаешь… того… Впятером – не впятером… Чего ему уезжать? Ну ладно бы ещё в техникум или учиться… А то ведь просто так, по дурости…

– Что у него там с первой женой? – спросил Валерка.

– Чего? – сказал я.

– Ну, жена его из дому выгоняла или не выгоняла?

– Не выгоняла, – ответил за меня Сталевар. – Он, говорят, сам от неё ушёл. А теперь вот, видишь, родственники её грозить приехали…

Я только очумело переводил глаза с Валерки на Сталевара и обратно.

– Да шалопай он, ваш Аркашка! – рассердился вдруг Старый Пётр. – Откуда Аркашке про Гриньку знать? И ты тоже, Илья… – заворчал он на Сталевара. – Голова уж седая, а Аркашку слушаешь…

– Родственники… – презрительно пробасил Вася-штангист. – Какие там родственники? Тут в Бехтере дело. В раздевалке Гриньку без каски видели? Шишмарь у него на лбу видели? Чего вы суетитесь? Всё уже улажено. Встретил я вчера Бехтеря, поговорил…