Виталий Бабенко - До следующего раза (сборник)

У читателя может возникнуть вполне законное недоумение: как так — мы все забыли, и в то же время тот памятный вечер описан с такими живописными деталями? Ответ: в этом и заключается секрет гениального рапидного метода новеллистики, изобретенного Р.Нерголиным.

…Самое забавное в истории Игоряши-второго — это то, что он, в сущности, так и не прикоснулся к десяти миллионам, чудесным образом свалившимся ему на голову в трех роскошных чемоданах. Нет, конечно, он пользовался этими деньгами — сорил сотнями, мотовствовал, куражился, но больше от спеси, чем по существу, и в общей сложности растратил не более пяти тысяч рублей — по мелочам.

Чемоданы с почти не тронутым содержимым хранятся у Игоряши-второго по сей день в неприступном сейфе из титанового сплава. Он их оставил у себя как память о первом Контакте и еще по одной причине, о которой гласит табличка, приклеенная к дверце сейфа с внутренней стороны.

На табличке Игоряша с нажимом вывел: «На черный день». В тот самый первый день новой жизни, когда Игоряше-второму так неожиданно привалило богатство, он, разумеется, на работу не пошел. Часа два Игоряша валялся на полу, осыпая себя сторублевками, и полоумно хихикал. В ведре с кристально чистой водой лениво шевелила червонными плавниками Золотая Рыбка № 3.

Игоряша никак не мог сообразить, что бы такое ему отчебучить в первую очередь. Долгое время навязчиво липло желание сбегать в магазин, купить два ящика ядрицы, затем позвонить двум закадычным друзьям, выдернуть их с работы и устроить фантастическую обжираловку. Игоряша обсосал эту идею и с легким сердцем отбросил ее. Он умнел на глазах: откуда-то взялись и сообразительность, и спокойная оценка ситуации. Явилась мысль, прозрачная, как стакан: никуда ни бежать, ни звонить не надо. Возжелай он только — и два ящика ядрицы, и десять, и целый контейнер перенесутся к нему из ближайшего магазина. И друзей можно доставить в сию минуту — стоит лишь дать знак Золотой Рыбке.

Игоряша вздрогнул и опасливо покосился на ведро — не расценил ли биомодуль его мысли как приказ к действию? Но все было спокойно. Мысли шли в условном наклонении, и Золотая Рыбка не реагировала.

Далее Игоряша прокрутил в голове идею сногсшибательного банкета в «Метрополе» — персон примерно на пятьдесят. Но он никак не мог решить, кого же из родственников выписать на вальпургиево торжество, поэтому и с банкетом решил повременить.

Когда днем пришла после смены жена Игоряши, шофер такси Анюта, дверь в мужнину комнату оказалась запертой изнутри. Анюта долго кричала в косяк, грозила мужу, билась в дверь всем телом, напоминала, что в УПРАТРУБе больше всего не любят, когда из будней делают праздники, плакала, — но ничего не добилась. Наконец она крепко, по-шоферски, выругалась, заявила, что кормить борщом лодыря и объедалу не будет, и ушла на кухню звенеть кастрюлями.

Игоряша, казалось, и не слышал всей этой бури. Он лежал на сторублевках и блаженно мечтал.

В тот день Игоряша испытал смену настроений, совершенно ему не свойственных. Утренний шок, как мы знаем, сменился очумелостью, затем последовала потеря сознания, далее просветление перешло в эйфорическую безмятежность, потом Игоряша некоторое время пребывал в растерянности, и, наконец, к вечеру его одолела элегическая задумчивость.

Если бы Анюта в этот час заглянула к Игоряше, она, безусловно, впала бы в справедливую истерику. Погруженный в себя Игоряша сидел по-турецки на полу в окружении доброй сотни жестяных банок с чайным экстрактом «Липтон». Примерно треть банок валялись уже опустошенные (был такой грех за Игоряшей — шибко любил он хороший, до черноты, чай). Рядом стоял мешок с отборной астраханской воблой. И тут же — фаянсовое гжельское блюдо, где источали укропный аромат свежесваренные донские раки: каждый размером с башмак. И восхитительные креветки (перуанские — так захотелось Игоряше). И котелок черной зернистой икры. И соленые фисташки. И нарезанный прозрачными ломтиками французский сыр «грюйер» на доске из севрского фарфора. И литовские крекеры с тмином…

Попивая чаек из банок и закусывая всем, что попадалось под руку, Игоряша напряженно думал, перебирал варианты и разговаривал вслух сам с собой.

В ведре — точнее, не в ведре уже, а в серебряной братине, принадлежавшей когда-то Григорию Лукьяновичу Скуратову-Бельскому, более известному по прозвищу Малюта, — плавала Золотая Рыбка № 8.