Виталий Бабенко - До следующего раза (сборник)

Сезонный патриот Курортного Сектора хотел перейти к следующей поучительной истории из серии «Здравницы Ближнего Космоса», но Фанту неожиданно стало нехорошо. Может быть, всему виной была несбалансированная активность светосвода, но с утонченными натурами такое случается и без всякого ультрафиолета. Чисто медицински эта нехорошесть выражалась в желании столкнуть собеседника в воду. К чести своей, Фант переборол искушение и сам покинул стенку БСБ единственно возможным в данной ситуации образом: с шумным всплеском.

А на глубине Фанту пришла в голову мстительная мысль. Такая: отплыть, не выныривая, как можно дальше, раствориться в месиве купающихся и тем самым вселить в болтливого курортника тревогу: не утонул ли, не расшибся ли о дно собеседник-то?

Вот и круги поплыли перед глазами, вот и кадык судорожно задергался, из последних сил борясь с позывами легких, вот и сознание помутилось. Но только ощутив, что еще секунда, и он действительно утонет, Фант в агоническом рывке выбился на поверхность. Басовито задыхаясь, он нашел глазами покинутый участок стенки. Печально, но факт: родственник чудесно спасенного эпилептика и не думал метаться по пляжу. Он, честно говоря, вовсе не заметил демонстративного исчезновения Фанта и продолжал свои откровения, обращаясь уже к новому незнакомцу, плававшему неподалеку и благоразумно не вылезавшему из воды. При этом говорун время от времени вскидывал камеру и, не делясь, запечатлевал окружающую действительность для фамильной коллекции голографии.

Фант возмутился и обиделся. Душевное равновесие исчезло вместе с остатками сил, и, когда он, шатаясь, брел к безмятежной Иоланте, в раненом сердце нашего героя уже зрело Намерение.

«К черту! К дьяволу! К шелудивым! Собакам! В пропасть! В качель! В черную! Дыру! Этот! Дивный! Неописуемый! Курортный! Сектор!» — из пучин непонятой души толчками поднималась огненная лава ярости. Извержение уже наметило первую жертву. Невинная Помпея-Иоланта ничего не подозревала и лениво наблюдала за Фантом, готовящимся стать Везувием. «С его словоохотливыми обожателями! С его обожательными невеждами! С его невежественными любителями! С его самовлюбленными попустителями! Подумать только, ведь я чуть не утонул, а этот тип, этот фанат невесомости, и палец о палец не ударил!»

В клокочущих недрах Фантового мозга произошел некоторый тектонический сдвиг. Наш герой забыл уже, что сам, по доброй воле, пошел на опасный эксперимент. Что опыт был поставлен не для того, чтобы проверить курортника с голокамерой на бдительность, а чтобы явить этому балбесу его, Фанта, справедливую реакцию на вопиющую фамильярность и несуразную болтовню. Что ревнитель безгравитационной медицины обращался не к конкретному лицу, а, скорее, к безликой аудитории, куда помимо Фанта входили и бассейн, и пляж, и светосвод, и даже его собственный неустанный голоаппарат, ибо идея нуль-тяжесть-терапии не требовала дискуссий, она попросту не терпела возражений и подлежала категорическому разлитию в пространстве… Словом, все это Фант хотя и провидел ранее, но забыл, растерял в единоборстве с подводной стихией, а магматический гнев его все рос и рос и, полностью расплавив, растворив в себе невольного обидчика, нащупывал неожиданные каналы для выхода на поверхность.

«Курортный Сектор! Скажут тоже! — бурлил Фант, оступаясь на мокрой пластиковой гальке. — Ни лечь, ни повернуться — хочешь в воду без промедленья лезь, если, конечно, осмелишься это водой назвать. Водой, а не супом из человечины…»

Чтобы пояснить вулканическую мозговую деятельность Фанта и упорядочить его раздражение, отвлечемся на минуту и заглянем в письмо, написанное Фантом своему другу на Земле — Клугеру Даниловичу Михайлову — накануне вечером. Поскольку профессия Фанта имеет к литературе самое прямое отношение — наш герой, чтобы не забыть, писатель на пансионе, — то зафиксированные в памяти компьютера образы помогут нам во многом разобраться.

«Найду ли краски, слова, метафоры, чтобы живописать прелести здешнего пляжа? — выпендривался Фант, танцуя пальцами по клавиатуре компа. — Не знаю… Сравнивать этот космический Майями-Бич с муравейником или искать сходство с сельдями в банке столь же банально, сколь и тускло, и неизбирательно, и поверхностно, и непростительно для меня, живущего на пансионном иждивении. Впрочем, Майями в данном контексте лучше не упоминать всуе, учитывая Флоридскую озоновую дыру, висящую над несчастным полуостровом вот уже третий год.