Виталий Бабенко - До следующего раза (сборник)

К обеду Семен Павлович и вовсе забыл о ранении, а как вспомнил, решил посмотреть — велик ли урон пальцу. Снял синий подорожник, глянул — что за новость? Ранка уже затянулась, только не обычной корочкой, а какой-то прозрачной пленкой. Если поднести палец к глазам, можно увидеть, как там кровь в жилке пульсирует, красная плоть блестит, — забавно.

«Ну прозрачная дырка — и ладно, — решил Семен Павлович, — главное, не болит и кровь не идет».

А на следующий день прозрачное «окошко» стало заметно больше — с пятак величиной. Семен Павлович забеспокоился, но ничего домашним не сказал. И лишь через неделю, когда кожа на всем пальце остекленела, стало ему всерьез не по себе.

Зрелище было не для слабых духом. С пальца словно кожу содрали начисто: в жилах кровь толчками ходит, соединительная ткань проступает, ногтевой корень выглядывает. И ведь не болит ни чуточки — будто так и надо. Наконец Лихов решил посоветоваться с женой.

— Фу, гадость какая! — перекосилась Вероника Сергеевна. — Шел бы ты, Сеня, лучше к врачу — вдруг у тебя СПИД?

Лихов совсем перепугался — хотя откуда СПИД, никаких случайных связей у него отродясь не было, — завязал палец бинтом и направился в поликлинику.

— Вот это да! Нет, конечно, не СПИД. Какой там СПИД! Феноменально! — завопил дерматолог, дергая за палец так, словно хотел тут же оторвать его и засунуть в банку с формалином. — Где это вы такое подцепили? Тридцать лет работаю, а подобный случай — впервые.

Семен Павлович хотел было объяснить про грибы, да потом испугался, подумал, что насчет синего подорожника никто не поверит, поэтому промямлил: так, мол, как-то… само собой…

— Это, господин Лихов, явление особенное, — увлекся врач. — Мы его должны описать, а пока придется вас тщательно обследовать.

И началось: кровь, моча, кал, давление, кардиограмма, функциональные пробы, биопсия, наконец… Но и биопсия ничего не дала.

— Ну, знаете ли, — развели руками медики. — Биохимия, белок, генетические характеристики — все в норме. Самая обыкновенная кожа. Только… прозрачная.

Это Семен Павлович и без врачей знал. Знал он и то, что уже не один палец, а вся кисть стала стеклянной — вот ведь ужас! Отрубить, что ли, ее? Так ведь — не гангрена, не костоеда какая-нибудь. Прозрачная кожа — только и всего, ерунда… Смотреть, правда, омерзительно. Тошнит…

Пришлось носить на правой руке — летом-то! — перчатку. Через месяц та же участь постигла всю правую руку целиком. Лихов стал носить рубашки с длинными рукавами, наглухо застегивая манжеты. Семеном Павловичем заинтересовались сразу три клиники и два НИИ. Теперь у него дома каждый день толклись специалисты, изучавшие «феномен Лихова», а два раза в неделю Семена Павловича вывозили в лаборатории на разнообразнейшие процедуры.

Только что процедуры, если еще через два месяца — к зиме — Лихов «опрозрачнел» (такой появился термин) весь, с ног до головы.

Теперь судьба наносила ему удары с разных сторон. Например, однажды Семен Павлович стал причиной производственной травмы. Он стоял, омерзительный по пояс, в кабинете главврача клиники, когда туда вошла новенькая медсестра. Девушка, вмиг поседев, завизжала, словно на удавке, и выпрыгнула в окно со второго этажа…

Из дома Лихов ушел сам. «Жить с освежеванной тушей я не могу!» — заявила Вероника Сергеевна, и… вправе ли мы ее судить? В конце концов охрана психики двух дочерей-учениц и сынишки-дошкольника — это святое.

С работы Семен Павлович уволился по собственному желанию, не дожидаясь административного принуждения. С утра до вечера он бродил по улицам, закутавшись до шляпы в кашне, и думал, думал, думал… Он то проклинал синий подорожник, то костерил врачей, которые дальше названия «феномен Лихова» в решении загадки не продвинулись, то вспоминал нежно любимую семью и работу, которые все дальше уплывали в прошлое.

Семен Павлович часто плакал. Слезы были, как и его кожа, прозрачные…

Несколько раз Лихов уходил в лес и месил там грязь, пытаясь найти предательский синий подорожник и вручить его медикам для изготовления противоядия. Но вся трава уже пожухла, умирая на зиму, и отличить бывший синий, а теперь, наверное, бурый листок от желтого или, скажем, красного уже не представлялось возможным. Да и был ли где-нибудь он, этот второй синий подорожник?..

Порой за Лиховым увязывались собаки и долго преследовали, словно бы чуя нечеловеческое.

Лихов так и думал о себе: «Я — нечеловек!» — и удивлялся тому, как быстро эта противоестественная мысль укоренилась в сознании и перестала пугать.