Ручка и скомканная страница в руке; он тяжело дышал. Через секунду он разровнял бумагу, и принялся переписывать на нетронутую страницу:
«Уголь, похожий на жуков, громоздился под отблескивающей стеной...»
Закончил новую редакцию, он сложил вырванный листок вчетверо и сунул его обратно в блокнот. На обратной стороне прежним владельцем было написано:
«...с самого начала. Он не отражает рутинную жизнь. Большая часть из того, что происходит час за часом, состоит в основном из тишины и покоя. Значительную часть времени мы сидим...»
Снова он скорчил физиономию и закрыл блокнот.
Сумерки стали по-вечернему сизыми. Он поднялся и двинулся вниз по улице.
Через несколько кварталов он опознал странное ощущение: несмотря на то, что дело определенно шло к ночи, воздух вовсе не становился прохладней. Разреженный дым окружал его защитным покрывалом.
Впереди он видел более высокие здания. Верхние этажи разъедены дымом. Тайком он спустился в израненный город.
Она не дает мне никакой защиты, эта мгла; скорее она — преломляющая сетка, через которую и надо смотреть на жестокую махину, изучать технократию самого глаза, исследовать глубины полукружного канала. Я путешествую по собственному зрительному нерву. Хромать по городу, лишенному начала, в поисках дня, лишенного тени, неужто я обманут изменчивым символом? Я не люблю боль. При такой степени дезориентации невозможно измерить на глаз угол между линиями столь близкими к параллельным, когда фокусируешься на чем-то столь далеком.
(Созвездие Дракона. Тритон. Геенна-3. 3172 год)
— Эй, Мышонок! Сыграй-ка что-нибудь, — крикнул от стойки один из механиков.
— Так и не взяли ни на один корабль? — поинтересовался другой. — Твой спинной контакт того и гляди заржавеет. Идти, выдай номер!
Мышонок перестал барабанить пальцами по краешку стакана. Он уже собирался сказать «нет», но его губы неожиданно произнесли «да», и он тут же нахмурился. Взгляды механиков тоже стали недовольными.
Это был старик.
Это был крепкий человек.
Руки Мышонка схватились за край стола, и человек качнулся вперед. Его бедро шаркнуло по стойке, носок ноги зацепил ножку стула, и тот отлетел в сторону.
Старый, крепкий и, как еще заметил Мышонок, слепой.
Он покачивался перед столом Мышонка. Его рука поднялась, и желтые ногти коснулись щеки парня.
— Эй, парень!
Мышонок вглядывался в его глаза за тяжелыми, мигающими веками.
— Эй, парень! Ты знаешь, как это выглядело?
Должен быть слепым, — подумал Мышонок, — ходит, как слепой: голова вытянута вперед. А его глаза...
Человек уронил руку, нащупал стул и пододвинул его к себе.
Стул скрипнул.
— Ты знаешь, как это выглядело, как это ощущалось, как это пахло, а?
Мышонок покачал головой, и пальцы опять коснулись его щеки.
— Мы возвращались, парень, имея слева три сотни солнц Плеяд, сверкающих, как россыпь драгоценных камней, и абсолютную черноту — справа. Корабль был мной, а я — кораблем. Вот этими разъемами, — он коснулся контактов на запястьях, — я был связан с управляющим устройством паруса. Потом, — щетина на его подбородке поднималась и опускалась в такт словам, — из тьмы — свет! Он был всюду, он слепил наши глаза, мы словно находились внутри аннигилятора и не могли пошевельнуться. Это выглядело так, будто вся Вселенная взорвалась в неистовом порыве! Но я же не мог отключить свои чувства! Я не мог даже отвернуться! Все цвета, которые только можно представить, переливались и искрились вокруг. Прогнав мрак. И еще — стены пели! Магнитная индукция заставляла их вибрировать, и корабль был полон скрежета и стона... А потом стало уже поздно: я ослеп, — он откинулся на спинку стула. — Я ослеп, парень! Но это забавная слепота: я могу видеть тебя. Я глух, но понимаю большую часть того, что мне говорят. Обонятельные центры в моем мозгу мертвы, и я не ощущаю вкуса пищи, — его ладонь легла на щеку Мышонка. — Я не могу понять, какая у тебя кожа — большинство осязательных центров тоже мертво. Моя ладонь не ощущает, чего она касается: гладкой кожи или щетины, — он засмеялся, и стали видны его желтые зубы и ярко-красные десны. — Что их говори, а Дэн ослеп забавным образом! — его рука скользнула по куртке Мышонка и уцепилась за шнурок за ней. — Да, забавным образом! Большинство людей слепнет в темноте, а у меня перед глазами огонь. Там, в черепе — съежившееся солнце. Свет хлещет мою сетчатку, вспыхивает радугой и заполняет каждый уголок мозга. Вот что у меня теперь перед глазами. А тебя я вижу частями. Ты — солнечная тень на фоне всего этого ада. Кто ты таков?
Читать дальше