Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)

Перед ним раскинулась картина, которую можно было охватить одним взглядом. Ревущая полоса прибоя отделяла оазис тишины и покоя. Белый песок, плавное покачивание зеленых веток, неподвижные величественные скалы выглядели как искусный гобелен, подвешенный под солнцем. Он стал внимательно рассматривать скалы, на расстоянии похожие на причудливые скульптуры. Вон та напоминала бычью голову, те две — как распластанные орлиные крылья. Волны набегали на песок ритмично, словно подчиняясь тайной мелодии. «Как изменяющийся, неповторимый ритм хорошего стихотворения», подумал он. Гео попытался не глазами, душой почувствовать величие природы — и ему стало легче. Боль, ужас странным образом вписалась в узор пейзажа, обретя значение составной части человеческой жизни. Тиски, сжимавшие его мозг, ослабли.

Он отвернулся от фальшборта. Мокрая палуба скользила под босыми ногами. Покалеченная рука болталась у бока, когда он шел.

Снова на палубу Гео вышел поздно вечером. Жрица с развевающейся вуалью стояла у борта. Когда он приблизился, она обернулась и спокойно сказала:

— Я не хотела беспокоить тебя, пока ты не отдохнешь.

— Я отдохнул, — ответил поэт. — Мы вернули вашу дочь, нравится вам это или нет. Она расскажет вам обо всем. Камни можете взять у Змея.

— Мне все доложили, — с улыбкой в голосе сказала Жрица. — Ты сделал все отлично, Поэт, и смело.

— Спасибо, — ответил Гео, повернулся и пошел обратно к кубрику.

Вскоре туда же спустился Змей. Гео лежал на спине, рассматривая разводы древесных волокон на стене. Здоровая рука лежала под головой. Змей осторожно коснулся плеча юноши.

— Что? — спросил Гео, повернувшись на бок.

Одна из четырех рук протянула кожаный кошель.

— Ты что, еще не отдал его Арго?

Змей кивнул.

— Ну, а почему же она их не взяла? Слушай, я больше ни видеть их, ни слышать о них не желаю! — неожиданно взорвался он.

Змей снова протянул ему кошель и в голове Гео пронеслось: «смотри...»

Неохотно взяв его, Гео пришлось развязать и вытряхнуть на ладонь содержимое: три цепочки, к каждой из которой была приделана золотая монета.

— Как они сюда попали? — нахмурившись, спросил Гео. — Я думал... а где камни?

— В океане... Урсон... переложил... их...

— О чем ты говоришь? Когда переложил?

— Не... хочу... говорить... тебе...

— А меня не интересует, что ты хочешь, шельмец! — Гео схватил его за плечо. — Говори!

— Еще... когда... были... у слепых... жриц... он... спросил... меня... как... использовать... камни... а... потом... все... думал... мысли... плохие... мысли... плохие...

— Да как ты смеешь! Он же спас тебе жизнь!

— Он... умер... не... спасая... нас... так... получилось... была... другая... цель...

— Ты видел его мысли в конце? Говори! О чем он думал?!

— Не... надо... тебе... надо... отдохнуть... спать... там... было... много... ненависти... много... плохой... ненависти...

Голос в голове сделал паузу.

— И... сильной... любви...

Гео заплакал. Не в силах сдержать булькающие звуки, он лег лицом в подушку и прикусил ее зубами. Слезы текли не переставая, и он не мог понять — почему же он плачет? От усталости? От страха? Из-за руки? Из-за Урсона или неизбежного возмужания, которое давалось с такой болью? И он сильней вдавливал лицо в мокрую подушку, сотрясаясь всей спиной.

Расслабление, пришедшее вместе со слезами, незаметно превратилось в сон.

Проснулся он от скрипа верхней койки, куда забирался Йимми, только что поужинавший.

— Как твой желудок? — спросил он.

— Да ничего.

— Тебе обязательно надо поесть! Пища словно утрамбовывает живот, заземляет, что ли. И чувствуешь себя лучше, уверенней.

— Да, я поем попозже, — вяло ответил Гео, и помолчав, добавил. — А вот что тогда мы увидели на пляже, так и непонятно, и ты никогда не узнаешь, что же сделало тебя таким опасным для них.

К тихому плеску воды за бортом прибавился тихий смех Йимми:

— Я уже узнал, что это было.

— Узнал? Когда? Ну и что же это оказалось?

— Узнал тогда же, когда и ты — я тоже смотрел на остров издалека, а Змей растолковал мне попозже кое-какие детали.

— Ну так что же ты, то есть мы, видели?

— Во-первых: ты помнишь, кем был Джордде, до рокового путешествия на Эптор?

— Арго говорила, что он учился на жреца. Я имею в виду Арго-мать.

— Все верно. А теперь припомни свою теорию насчет того, что же мы видели.

— У меня была теория?

— Ну, об ужасе и боли, которые будят восприимчивость.

— Ах, это-то... Да, было такое.