Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)

Продвигаться по такой местности (Это, — сказал Паук, остановив своего дракона и бросил в каньон камешек, — пересеченная местность. Драконы с любопытством заглядывали в пропасть, вытянув шеи. Гранитные утесы с проступающими рудными жилами и пропасти окружали нас) было гораздо сложнее. Солнце спряталось за облаками. Горячий туман расстилался вокруг скал. Тело при малейшем физическом усилии мучительно ныло, сказывалось напряжение предыдущего дня. Мы пробирались через легендарные скалы.

Драконы решили сделать здесь привал.

Паук сказал, что мы находимся в сорока километрах от Браннинга.

Горячий ветер обжигал лицо. Местами скалы были покрыты обсидиановой коркой. Пять драконов начали драться на площадке из глинистого сланца.

Среди них была и распухшая от бремени самка. Мы с Зеленоглазым бросились их разнимать. Паук был занят работой в голове стада, а мы были в его конце. Что-то испугало драконов, и они побежали вверх по склону. Что-то угрожало нам и стаду. И это что-то было как раз из разряда тех вещей, с которыми бы Паук (и Челка) спокойно справились бы и, более того, могли бы их предотвратить. (О, Челка, я найду тебя за эхом всех надгробных камней, всех скорбных деревьев.) Мы помчались за драконами.

Они увертывались от нас, прыгая между валунами. Я кричал. Щелкали бичи. Мы уже не могли догнать их. Единственной надеждой было, что ящеры снова начнут драться и остановятся. На несколько минут мы потеряли драконов из виду, и уже только их шипение слышалось где-то за скалами, далеко внизу.

Грозовые тучи затянули небо. Камни были мокрые, скользкие, и мой дракон поскользнулся. Не удержавшись на спине ящера, я упал, поцарапав плечо, и услышал, как отлетевшее в сторону мачете зазвенело по камням. Бич обвил шею. Я покатился по склону, пытаясь за что-нибудь зацепиться, но только еще больше поцарапался. Тут я понял, что я — на краю обрыва, и изо всех сил вцепился в то, что попалось под руки и ноги. Грудью и животом прижимаясь к камню, я никак не мог сделать вдоха. Когда я наконец перевел дыхание, сырой воздух ворвался в одеревеневшее горло и забился в израненной груди. Целы ли ребра? Болят. Каждый вдох причиняет невыносимую острую боль. Слезы затуманили глаза.

Левой рукой я держался за камень, правой — за какое-то ползучее растение, левая нога вцепилась в корень молодого деревца, а правая просто висела в воздухе.

Я знал, что если сорвусь, падать придется долго.

Протерев глаза плечом, я посмотрел вверх.

Надо мной виднелся край тропы.

А над ним — разгневанное небо.

Звук? Где-то в дроке шелестел ветер. Нет, не музыка.

Начался дождь. Да, иногда происходят мучительные катастрофы. И что-нибудь незначительное или даже приятное сопровождает их, и вы плачете.

Как дождь. Я заплакал.

— Чудик.

Я огляделся вокруг.

Справа, в пяти футах надо мной, коленями на каменном выступе стоял Кид Смерть.

— Кид?..

— Чудик, — сказал он, откидывая со лба мокрые волосы. — Я думаю, что ты еще сможешь продержаться двадцать семь минут. Так я подожду двадцать шесть, прежде чем сделаю что-нибудь для спасения твоей жизни. Хорошо?

Разглядывая его, я предположил, что на вид ему можно дать лет шестнадцать-семнадцать, или, может быть, двадцать (просто, он очень молодо выглядит). Кожа на запястьях, руках и шее была морщинистой.

Дождь продолжал заливать мне глаза, ладони саднили, вот-вот — и они соскользнут.

— Ты когда-нибудь попадал на вестерны? — он покачал головой. — Плохо. Ничто мне так не нравиться, как вестерны. — Кид шмыгнул носом и вытер его указательным пальцем. Он наклонился ко мне, и струи дождя затанцевали на его плечах.

— Что такое вестерн? — спросил я. Грудь продолжала болеть. — Ты уверен, — я закашлялся, — что действительно сможешь что-нибудь сделать через двадцать шесть минут?

— Это одна из форм искусства Старой Расы, человечества, которое было до нас, — ответил Кид. — Да, смогу. Пытки тоже были одной из форм искусства. Я хочу спасти тебя в последнюю минуту, а пока я буду ждать, я тебе кое-что покажу. — И он указал вверх, на тропу, по которой я катился.

Челка смотрела вниз.

Я затаил дыхание. Боль в груди усилилась, а глаза обжигал дождь.

Смуглое лицо, хрупкие плечи, ее поворот головы (гравий посыпался из-под живота. Бич все еще висел на моей шее, а его рукоятка покачивалась где-то на боку). Она посмотрела назад и я увидел (или услышал?), как она удивляется возвращению к жизни и в каком она недоумении от этого дождя, скал, туч. Потом ее глаза остановились на мне. Она позвала меня; я видел как шевелятся ее губы — она произносила мое имя: посмотрела на меня, сейчас, порывисто протянула руки (я слышал ее страх?).