Константин Бенкен - Дэва вероятности

Голые плечи еще пахли, несмотря на то, что раньше были под тонкой черной кофточкой, шавермой, съеденной в кафе, благо до ее квартирки было недалеко, совсем рядом, хотя, когда время останавливается от ожидания счастья, трудно говорить о длительности торопливого перехода из одного помещения в другое, из одного состояния в другое, из одного положения в другое. Чуть ниже, ближе к плечу, рука издавала запахи разгоряченной кожи длительно находившейся в плотном объятии синтетического пальто. Еще ниже пахло очень разнообразно: можно было найти места, пахнущие ее работой: то чернилами, то всевозможными препаратами, некоторые кусочки запястья сохранили воспоминание о кожаных перчатках, сильно намокающих в этот весенний период. Ногти, совсем чуть-чуть, источали едковатый аромат свежего лака. Холодно, прикрой меня, а стоит, думаю, да, но ведь человек так редко, в современном мире, бывает откровенно, честно и, главное, естественно голым.

Голубое постельное белье оттеняло белизну бархатной кожи, по которой так приятно спускались руки и губы. Здесь тоже были запахи, но крайне личные, индивидуальные, не имеющие доступа к внешним сильно пахнущим загрязнителям. И здесь, в ложбинке немного ниже грудей, на удивление хорошо пахло какими-то цветами, полевыми цветами, если не ошибаюсь, не ошибаешься, все верно, у меня такие духи, черт. Игра ласок и шуток покатилась по еще плохо накатанной дорожке по второму кругу. За окном темнело, и шел серый вечерний дождь, никуда не надо было торопиться. В комнате, особенно в кровати, чувствовалось тепло двух утомленных, но еще не совсем уставших, тел, которые в свою очередь с охотой отдавали излишки энергии. Что потом было сделано в ускоренном варианте – приняли прохладный душ в небольшой ванной на пятом этаже здания старой застройки с высокими потолками. Но, как оказалось после гигиенической процедуры, прощаться еще рано и Юля захотела показать свое любимое платье – длинное платье с декольте и, конечно же, ее любимого цвета – голубого.

Год только начался, а казалось, что праздник Нового года был века два назад, так увлекла жизнь, исследование тел, страсть, настолько схожая, что воспринималась как одна общая, одна на двоих. Когда сливались две бесконечности тел, время сворачивалось в кольцо страсти, всепоглощающее на своем недолгом и недалеком пути, не замечающее вокруг ничего и никого, кроме самого себя. Но его все равно не хватало, и год грозил подойти к середине, может быть, это хорошо – лето, да, можно поехать на дачу, на пару недель, а можно и на месяц. Лето все не наступало, и частые дожди часто загоняли в кафешки или в небольшую, давно привычную, квартиру. Не осталось ни одного неизученного кусочка кожи, все становилось привычным, как ни были велики усердия в попытках перемены всего, что только можно, но уже сами эти попытки стали привычными, с этим надо бороться, но как, кто бы знал, мы как автоматы любви. Скоро надо будет праздновать двадцать шестой (хотя невежливо говорить о возрасте дам) от рождества Юли год.

Голова лежала на коленях, и волосы закрывали джинсы полностью. А ведь я потерял обычную, надоевшую за последнее время, привычность к Юле, только когда понял, что плохо ее понимаю, даже чаще чем хотелось бы. И вот она спит у меня на коленях, нам ехать еще четыре остановки, а я рассуждаю о том, что хорошо и что плохо, как маленький, черт бы побрал этот вечер и этот спектакль. Но ничего, все еще изменится, если будет время жить и творить счастье между двумя людьми. Местами проглядывает белая кожа между корнями волос, которые коричневым рассыпающимся бархатом спадали на лицо и ухо. А мне главное не заснуть – проедем до конечной, уверен. Главное не откидываться. Главное держать голову.

Горизонт представляла черная ткань джинсов. Очень четкая граница белое-черное. Как мы с ним – черное и белое, свет и тень, только кто из нас что, вот вопрос, на повестке дня, и он хочет его решить как можно скорее. И так же как волосы, все еще пахнущие театром, соединяют два цвета, так что-то соединяет нас. Он, кажется, заснул, или нет, кто его знает. Приехали, вставай. Пора переворачивать горизонт.

Госпожа моих мечтаний, скажи, что суждено сегодня сотворить мне. Из какой истории сегодня придется вылезать, получая царапины на пятках и на подмышках. С кем нас сведет судьба на этот раз, и еще раз. А, Юлия, можешь мне сказать. Моя пифия, одурманенная лишь запахом начала жизни весенней, вчерашнего супа и тел, лежащих под оконным стеклом на солнце. Что еще успеет придумать для нас судьба? Осталось всего лишь три часа этого необычного дня, который начался с утра и бутылки молока около входной двери. Надеюсь ничего неприятного. Что это, где, да вот здесь, ой, не надо, щекотно, но ведь в этой складке могло спрятаться невезение, я раньше не видел этой складки, еще месяц назад ее здесь не было. Шелк кожи затягивал на глубинные ласки, которые неожиданно начинались и также стремительно продолжались, не замечая течения бурной реки времени и слов на бумаге. А ласки тем временем погружались все глубже в сознание и доходили уже почти до подсознания. Кажется, я увлекся, госпожа.