Валерий Андреев - Умка. Самый большой из маленьких попугаев

Основная работа предстояла, конечно, в области социальной адаптации, или, проще говоря, приручения.

Пока что люди у попугайчика вызывали больше страх, чем интерес. Когда кто-нибудь подходил к клетке, он всякий раз отбегал к задней ее стенке.

Ивлевы старались побольше с ним разговаривать, обозначая словами основные действия, и почаще обращаться к птенцу по имени.

– Умка, привет! Умка, как твои дела? Умка, кушать! Умка, кашка! Умочка, малыш. Умка, спокойной ночи!

Также началось осторожное приучение к рукам. Открывая дверцу клетки, папа предлагал какую-нибудь «вкусняшку», сначала на пальце, потом на ладони. В качестве «вкусняшки» выступали семечки подсолнуха, различные орешки. Семечки предлагались полностью, в кожуре, а ядро ореха делилось на мелкие части, чтобы малыш не переел и не утратил интереса к учебе.

Первое время приходилось подолгу стоять с протянутой рукой. Но постепенно Умка стал осторожно подходить к пальцу, и аккуратно брать предложенное угощение, сразу же отбегая на безопасное расстояние.

Тогда семечка переместилась с пальца в ладонь, все дальше и дальше, так что довольно скоро попугайчику, чтобы добраться до лакомства, приходилось забираться на руку.

Сны папы

Когда-то здесь текла река,

И расцветали розы.

Теперь лишь ветер гонит дым

Из топки паровоза.

(оптимистичное)

Птица подвинулась ко мне и подмигнула.

– Как дела?

Я стоял посреди пустынной местности на разбитой грунтовой дороге, и смотрел на огромного ворона, сидевшего на причудливо изгибающейся вниз узловатой ветке могучей ивы. Огромное Дерево казалось мертвым и сухим, но на концах некоторых веток я заметил мелкие тусклые листочки.

"Что делает в пустыне ива?" – подумал я.

– Здесь раньше текла река, – пророкотал ворон.

Говорил он не раскрывая рта, то есть клюва.

– Как ты это делаешь, В смысле говоришь? – я спросил первое, что пришло в голову.

Ворон помолчал, бесцеремонно меня рассматривая и вертя при этом головой, как это делают птицы. Потом подмигнул мне другим глазом.

– Гораздо важнее что, а не как – прозвучало у меня в голове. – Хотя раскрывать клюв в такт словам я тоже умею. – При этом ворон несколько раз во все горло каркнул гортанным и зычным "Карр". У меня немного заложило уши.

– И что?

– Что что? – весело переспросил ворон. Мне показалось, что он смеется.

– И что ты говоришь?

– Ты же слышишь, – ворон поправил перья на сгибе крыла. Теперь я был уверен, что большая птица потешается надо мной. Я посмотрел под ноги. Несколько камней валялось в узкой канавке на обочине дороги.

– Пока что ничего важного ты как-будто не сказал.

Я не хотел, но мой голос прозвучал немного обиженно.

– Ну еще не утро.

Ворон отломал сухую ветку и сбросил вниз.

– Утро? – немного ошарашенно спросил я, глядя на ветку у своих ног. Я все пытался нащупать смысл происходящего. В голове возник следующий дурацкий вопрос "где я?", но озвучивать его я почему-то не стал.

Ворон продолжал внимательно меня разглядывать. Взгляд его поблескивающих черных глаз, казалось, пронизывал насквозь лучше любого рентгеновского аппарата.

– Вариант "во сне" подойдет? – неожиданно произнес он.

– Что? – не понял я. Ворон помолчал, поджидая, пока я соображу. – Во сне?

– Как вариант, – весело кивнул ворон. Его, судя по всему, вся эта ситуация изрядно забавляла.

– Во сне.. – повторил я. Соображал я, действительно, даже медленней, чем обычно. Впрочем, как обычно я соображаю во сне, точно я не знал. "Надо же..", – почему-то очень удивился я, – "дожил до стольких лет, а до сих пор не знаю. Надо будет как-нибудь проверить, чтоб не попадать в такие нелепые ситуации."

– А зачем ты снишься мне? Хочешь сообщить что-то важное?

Ворон почесал клювом крыло, перебирая перья.

– Да не особо. Просто хочу тебя посмотреть, себя показать.. Кха.. Или как там у вас говорится в таких случаях? Ну и, может быть, помочь.. Если получится, конечно.

Он слегка развернул и стал расчесывать второе крыло.

– Помочь?

Я ошарашенно молчал. Потом выдавил:

– Это что, как у Менделеева?

Ворон какое-то время беззвучно трясся. Потом перепрыгнул на ветку поближе.

– А ты забавный.

Потом добавил, глядя на мою вытянутую физиономию:

– Только чересчур напряженный для сна. Расслабься. Это же просто сон. Во сне нельзя быть слишком серьезным.

– Почему? – искренне удивился я. Уверенность потихоньку стала возвращаться ко мне.