Валерий Андреев - Экзамен на зрелость

Государственную границу охраняем нормально, — чуть дрогнула бровь у правофлангового, Максимов покосился на земляка. Дескать, авось на этот раз пойдём в наряд вместе.

— В наряд идут Ковалёв, Максимов, Попов…

— Я… Я… Я…

Внимательно всматриваюсь в знакомые лица. Они сосредоточенны и серьёзны, как перед выполнением боевого задания.

— Вопросы?

Не шелохнулся строй. Вопросов нет. А ведь год назад было по-другому…

Я прибыл на эту затерявшуюся в сопках заставу прямо из училища. Сдав последний экзамен, я и не подозревал, что здесь, на заставе, экзамены ждут меня каждый день.

Когда я приехал на заставу, солдаты встретили меня по-разному: одни дружелюбно, другие с плохо скрытым недоверием. Мол, молодой, нам ровесник, чему может научить?

Вечером, после того как начальник заставы представил меня личному составу, я сидел в канцелярии и думал, с чего начать, как лучше и правильнее вести себя с солдатами. Можно начать строго, как Борис Винников, мой товарищ по училищу. У него разговор короток: «Прекратить пререкания! Повторите приказ!»

Но можно начать и по-другому. Войти эдак запросто в сушилку, дружески похлопать кого-нибудь по плечу и с панибратской улыбочкой спросить: «Ну как, Иваныч, дела? Что пишут из дому? Небось дивчина уже разлюбила?» В тот вечер так для меня ничего и не прояснилось.

Через три дня ушёл на партсобрание начальник заставы, и я на несколько дней остался один. Вечером, на построении, как снег на голову посыпались вопросы. Белобрысый Старков спрашивал, будет ли сегодня кинокартина, а молчаливый Соколов неожиданно деликатно осведомился о завтрашних занятиях. Я ответил, что завтра обыкновенный рабочий день, так что кинокартины не будет, но занятия состоятся обязательно. Когда шумок улёгся и я уже считал, что всё идёт как положено, над строем взметнулась рука.

— Разрешите вопрос? — сказал сухощавый солдат с дерзким лицом. — А за сколько времени можно пройти левый фланг?

На губах Максимова играла улыбка. Не могли её сдержать и остальные. Я понял, вопрос задан неспроста.

«По карте до левого фланга порядочно, — быстро рассуждал я, — если идти со скоростью четыре километра в час, то можно быть на месте… Но, учитывая сложность передвижения по участку…»

— За три с половиной, четыре часа, — говорю я твёрдо, но уже в следующее мгновение, глядя на лица солдат, чувствую, что промазал. Отступать поздно, и я решаюсь.

— Завтра, Максимов, мы с вами пройдём по этому маршруту. Хочу познакомиться с участком.

Изучая в канцелярии карту, я ещё долго, до самого отбоя, слышал за стеной приглушённые голоса солдат. Наверняка речь шла о завтрашнем переходе.

Рассвет мы встретили в пути. Утро вставало над сопками бледно-лиловой зарёй. Тропка изгибалась по отлогой зелёной террасе, и первые километры пути дались нам без труда. Максимов двигался впереди легко и уверенно, но по всему было видно, что он не торопится. Когда мы спустились к побережью, усыпанному мелкими и крупными вулканическими бомбами и отшлифованными гранитными валунами, солнце уже начинало припекать, а к полудню застоявшийся воздух не сберёг ни капли прохлады. Он словно насквозь пропитался солнцем, пропах им, обжигал и изнурял.

Максимов, поначалу поджимаемый мною, неожиданно изменил тактику. Теперь он шёл размашистым широким шагом, как будто это было не нагромождение камней, а по крайней мере утрамбованный песчаный пляж. Он не смотрел вниз, его ноги как-то сами находили верный и лёгкий путь.

Мой же взгляд прикован к камням. С трудом отыскиваю устойчивые. Камни щедро возвращают полученное от солнца тепло, и подошвы ног словно в огне. Круглые, однообразные, камни то сбегаются, то разбегаются, и тогда кажется, что шагать дальше некуда — впереди пропасть. В глазах рябит. Голова идёт кругом. Останавливаюсь, смотрю на горизонт, туда, где море сливается с небом. Он тускнеет, там бегут какие-то оранжевые круги. Ноги дрожат. А Максимов идёт и идёт, не чувствуя усталости. Он уже в пятидесяти метрах впереди.