Владимир Григорьев: «Сервис максимум» — такая программа

Он выхватил ее, можно сказать, из объятий спруторобота. Еще мгновение присоски спрута сработали бы, как всегда, намертво. Но он все-таки выхватил ее и впоследствии долго жалел об этом.

Спруторобот, конечно, ни в чем виноват не был. Глупый спрут! Его послали, врубили код, задали порядок вакуума под присосками — выполняй! Теперь вот лежит, блок к блоку, на мешковине.

Да, он отдал команду поломать спрута. Распаять и пустить на комплекты детских конструкторов. Этого требовала инструкция: «…нападение на мужчину… карается… нападение на женщину… карается…»

Теперь он нес ее на руках, подальше от догорающей схватки.

— Где я? — спросила она, когда все уже давно кончилось, а он сидел на пеньке и потягивал сигаретку «Контакт».

— Да там же, — ответил он односложно и мрачно, — у кофейни «Три кванта».

Она привстала и осмотрелась. Потом бросила взгляд и на него. Нет, он внушал только расположение. Спокойные глаза, прямой взгляд, сигарета не дрожит в пальцах.

— А где спрут? — спросила она так, будто все было в сновидении, и только.

— Разобрали спрута, — он устало махнул рукой, — на части разобрали. Не о чем беспокоиться.

Она сидела на траве как ни в чем не бывало.

— А я не беспокоюсь…

Похоже было, что она и в самом деле ни о чем не беспокоится. Будто только что не лежала без чувств на его руках.

— А о чем вам беспокоиться? — сказал он грубовато, будто она и в самом деле не лежала на его руках.

— Ну уж только не о роботах. Я же человек. — Она уже стояла на ногах и стряхивала с платья прилипшие былинки.

— А если робот послан человеком? Вот как этот спрут. — Теперь в его взгляде заплясала насмешливость, он знал, что заставит ее поволноваться.

— А его послал человек? — Она широко открыла глаза, и волосы ее, уже было собранные в пучок, снова рассыпались по плечам.

Он промолчал.

— Кто этот человек? — нетерпеливо переспросила она, и он отметил про себя, как быстро остатки страха вытеснялись из души ее обычным любопытством. Тогда он почувствовал, что презирает ее и неизвестно почему испытывает к ней что-то вроде вражды.

— Ааюб Жареный Петух послал, — сказал он, чтобы кончить этот разговор, — тот самый, что прошлым летом плясал на потолке гаража. Тогда он и заприметил вас, с потолка. Он приглашал вас сплясать один кувырт, но вы еще не умели ходить вверх ногами.

— А-а… — откликнулась она с неожиданным безразличием и снова принялась за прическу.

И он понял, что не кончил этого разговора, а она его не начинала.

— А что, — сказала она, пронзая последней шпилькой воздушные глубины прически, — неплохая мысль. Несколько кувыртов на потолке. А? Вы умеете? И она внимательно посмотрела на него, так, будто только теперь и увидела.

Он хотел ответить, что и не подавал такой мысли, что в принципе не мог подать такой мысли, но вдруг внутри его протяжно запела какая-то струна, что-то щелкнуло, и его тяжелые ботинки сами собой дробно ударили по шлифованному срезу пенька.

— Контакт! — рявкнул он и, не веря себе, подмигнул ей.

— Есть контакт! — просияла она и снова бросила на него взгляд.

Он нравился ей все больше и больше. Она вдруг вспомнила, как спокойно вошел он в самую гущу свалки, когда искровые разряды валили с ног одного за другим, вспомнила, как увидела во второй раз — прямая спина, легкие плечи, трепещущие колечки дыма… А теперь эта неожиданная, отработанная чечетка.

— Вы не подумайте, я уже научилась, — неуверенно заявила она.

А он только улыбнулся. И, уже ни о чем не говоря, они отправились туда, где в вечерней синеве мигали едва видные из-за деревьев огоньки, где, наверное, уже кончили вощить паркетные потолки и кабриолеты один за другим как вкопанные замирали у ворот.

— Вся надежда на этот образец, — сказал Конструктор.

— А что, он лучше других? — возразила жена Конструктора. «Честняга-2», тот тоже был лучше других. До поры, до времени.

— Ах, ты ничего не понимаешь, — слегка закипая, ответил Конструктор. «Честняга» оказался слишком рефлекторным. Ему везде чудилась неправда. И сразу кулаки в ход.

— Вот, вот, — перебила жена, — а что придумает этот? (Через каждые тридцать секунд пресс выбрасывал отглаженную штуку белья, она складывала его в стопку. Разговор как нельзя кстати скрашивал монотонную работу.)

— «Честняга» вышел из биокамеры идеальным парнем, — стараясь быть невозмутимым, продолжил Конструктор, — по крайней мере, идеально честным. Все ставилось именно на это главное качество. Мы полагали, что гипертрофированная честность убережет его от крайних поступков. Мы полагали, что, впустив его в человеческое общество…