Иван перескочил несколько строк и трижды перечитал приписку, сделанную внизу от руки: «К сведению клиентов: талеры Лжедмитрия Пятого временно к обмену не принимаются до получения известия об исходе битвы под Суздалем».
Жукова нелегко было сбить с ног, но тут в голове у него загудело, как от хорошего апперкота. Он повернулся к барьеру и встретил вежливо-внимательный взгляд Павла Захаровича:
— Ну что — выбрали? Прошу вас. Иван протянул свою пачку. Кассир взвесил ее на ладони и удовлетворенно сказал:
— Пять тысяч сорок седьмого.
— Точно! — поразился Иван, и еще больше удивился тому, что еще способен удивляться.
— На что менять будем? — спросил кассир и ловко, не глядя, бросил пачку за спину прямо в открытую пасть сейфа.
Вместо того, чтобы ответить, Иван спросил:
— А пересчитывать не будете?
— Что пересчитывать?-удивился кассир.
— Да деньги мои!
— Так пять же тысяч ровно. Вы что думаете, если я их пересчитаю — их больше станет? — снова удивился кассир. — Так какими брать будете — ассами, оболами или еще чем?
— Мне бы новыми, — каким-то жалобным тоном, не узнавая собственного голоса, попросил Иван. — По новому курсу…
— Курс у нас каждый день новый, — наставительно сказал кассир. — У нас тут не столовка, где меню вчерашнее, а то и позавчерашнее. В общем так, советую половину взять гривнами, а половину мелочью. Ну, скажем, деньгами, серебром. И те и другие совсем новенькие, раз уж вам так хочется…
Иван обалдело смотрел, как Павел Захарович, деловито пощелкивая на счетах, ссыпал в полиэтиленовый мешочек сначала тусклые металлические брусочки, потом совком полез в большой мешок и отсыпал Ивану с две пригоршни блестящих, неправильной формы монеток.
Оказавшись за дверями сберкассы, Иван ошалело уставился на зажатый в кулаке мешочек, и вдруг со всех ног пустился бежать, не разбирая дороги. Добежав в одну минуту до маслобойки, он махнул через забор в заснеженный двор, споткнулся о кирпич и, отшвырнув дверь, влетел в «склад». Машина стояла на месте. Он, не раздумывая, вскочил в седло, крутнул диск набора времени, установил его на нужный день и нажал кнопку возврата…
Он нажимал кнопку пальцем, колотил по ней кулаком. Пока, наконец, понял, машина не работает.
И тогда Иван Жуков заплакал.
Мальчишки играли в орлянку. Вдруг кто-то крикнул: «атас!». Но было поздно. Учитель навис над сиротливо желтевшей в пыли монетой. Мальчишкам показалось сгреб ее вместе с целой горстью пыли. Но на самом деле учитель только чуть-чуть погрузил кончики пальцев в пыль, чтобы поднять монету. На лице его мелькнула тень то ли равнодушия, то ли разочарования. Он было хотел выбросить монету, но педагогический такт вынудил его сунуть ее в карман. Погрозив мальчишкам пальцем, учитель зашагал дальше и, только свернув за угол, вынул из кармана монету и снова внимательно оглядел ее с обеих сторон. Taк и есть обыкновенный золотой сестерций императора Септимия Севера. Совсем новенький. Учитель с долго сдерживаемым раздражением швырнул сестерций в придорожную канаву и зашагал дальше. Надо же, — сердился он на себя, — взрослый человек, а размечтался, как начинающий собиратель. Да, однажды ему невероятно повезло, такое бывает раз в жизни, и думать, что невероятная удача может повториться, абсурд. В прошлом году он отобрал на уроке у второгодника Иванова позеленевшую монету, которую тот выменял у такого же оболтуса на олимпийскую медаль. Оба менялы думали, что надувают друг друга: Иванов как выяснил учитель, считал, что за какую-то паршивую медаль выменял самую что ни на есть на стоящую вагонную пломбу.
Учитель на перемене и так и этак разглядывал позеленевший кружок, но под толстым слоем окиси невозможно было разглядеть ничего. Можно было, конечно, дождаться окончания уроков и на досуге заняться монетой. Но странное волнение, предчувствие, что ли, заставило учителя пойти в кабинет алхимии и попросить немного каленой кислоты. Отойдя в сторону, он положил кружок на подоконник и капнул из мензурки на зеленую поверхность. Зелень вскипела белыми пузырьками. Теперь нужно было сунуть монету под струю воды, но учитель не мог пошевелиться, одновременно стараясь устоять на подкашивающихся ногах и удержать рвущийся наружу вопль радости и удивления. На сером подоконнике, тускло проблескивая сквозь остатки окиси, лежало великое сокровище. Совершенно ясно можно было прочитать «З копейки» и ниже — «1958». Трехкопеечная монета пятьдесят восьмого года!
Читать дальше