Роберт Силверберг - Далекие горизонты

— Насколько близка Армия Освобождения, задьо? — спросил он, не ожидая ответа, и пошел на террасу. День клонился к вечеру. Там сидела Камма с малышом у груди. Ее сосок был зажат в его губах, но он не сосал. Она прикрыла грудь. Лицо у нее впервые стало печальным.

— Он спит? Можно я подержу его? — сказал Эсдан, садясь рядом с ней.

Она переложила маленький сверток ему на колени. Лицо у нее все еще было встревоженным. Эсдану показалось, что ребенку стало труднее, тяжелее дышать. Но он не спал и смотрел на лицо Эсдана своими большими глазами. Эсдан принялся корчить рожи: выпячивал губы, моргал. И заслужил легкую трепетную улыбку.

— Полевые говорят, что армия подходит, — сказала Камма своим очень тихим голосом.

— Армия Освобождения?

— Энна. Какая-то армия.

— Из-за реки?

— Кажется.

— Эти движимости — вольные. Они такие, как вы. Они не сделают вам плохо.

— Может быть.

Она боялась. Прекрасно владела собой, но очень боялась. Она была свидетельницей Восстания и карательных мер.

— Если будут бомбежки или бои, спрячьтесь, — сказал он. — Под землей. Здесь ведь должны быть убежища. Она подумала и сказала:

— Да.

В садах Ярамеры царила безмятежность. Нигде ни звука, только ветер шелестит листьями да еле слышно жужжит генератор. Даже закопченные развалины дома обрели мирный вневременной вид. Худшее уже свершилось, говорили развалины. С ними. Но может быть, не с Каммой и Хио, с Гейной и Эсданом. Однако в летнем воздухе не было ни малейшего намека на насилие. Малыш, лежа на руках Эсдана, опять улыбнулся своей смутной улыбкой. Эсдан вспомнил камешек, который потерял в своем сне.

На ночь его заперли в кладовой без окна. У него не было возможности определить, в каком часу его разбудил шум, когда он сразу очнулся от треска выстрелов и взрывов. Винтовки? Ручные гранаты? Наступила тишина, потом опять выстрелы и взрывы, но уже слабее. Снова тишина — и тянется, тянется… Затем он услышал летательный аппарат, словно кружащий над самым домом, и звуки внутри дома: крики, топот бегущих ног. Он зажег фонарь, надел брюки, с трудом натянув их через повязку. Услышал, что летательный аппарат возвращается, и сразу же прогремел взрыв. Он в панике кинулся к двери с одной только мыслью: как-нибудь вырваться из этой гибельной мышеловки. Он всегда боялся огня. Смерти в огне. Дверь была из крепкого дерева, крепко вделанная в крепкую раму. Никакой надежды выломать ее. Он осознал это даже в минуту полной паники. Он крикнул:

— Выпустите меня!

Один раз. Кое-как взял себя в руки, вернулся к койке, а затем сел на полу между койкой и стеной — наиболее укромное место в комнате — и попытался сообразить, что происходит. Налет отряда Освобождения, люди Райайе отстреливаются, пытаются сбить летательный аппарат.., вот к какому выводу он пришел.

Мертвая тишина. Тянется, тянется…

Свет фонаря совсем потускнел.

Он поднялся на ноги и встал у двери.

— Выпустите меня!

Ни звука.

Одиночный выстрел. Снова голоса, снова топот бегущих ног, крики. После новой долгой тишины — отдаленные голоса, шаги, приближающиеся по коридору за дверью. Мужской голос:

— Пока подержите их там.

Резкий, грубый голос.

Он поколебался, собрался с духом и крикнул:

— Я пленный! Я здесь! Молчание.

— Кто тут?

Этого голоса он никогда прежде не слышал. А голоса, как и лица, имена, намерения были его призванием.

— Эсдардон Айа. Посольство Экумены.

— Владыка Всемогущий! — произнес голос.

— Выпустите меня отсюда, хорошо?

Ответа не последовало, но дверь содрогнулась на массивных петлях, на нее посыпались удары. Еще голоса снаружи, еще удары.

— Топор! — сказал кто-то.

— Надо найти ключ, — сказал другой, и послышались удаляющиеся шаги.

Эсдан ждал. Он вновь и вновь подавлял рвущийся наружу смех, опасаясь не справиться с истерикой. Но как это было смешно! По-дурацки смешно! Перекличка сквозь дверь, поиски ключей и топоров — фарс в разгар сражения. Но какого сражения?

Он все истолковал шиворот-навыворот. Бойцы Освобождения проникли в дом и убили людей Райайе. Несомненно, у них были пособники среди полевых рабов — осведомители, проводники. Запертый в кладовой, он только слышал шумный финал.

Когда его вывели из кладовой, по коридору волокли наружу тела убитых. Он увидел, как жутко изуродованный труп одного из парней — Алатуаля или Немео — вдруг распался: по полу протянулись веревки внутренностей, а ноги остались на месте. Человек, волокший труп, растерялся и стоял, держа туловище за плечи.