Белла Жужунава - Нежно зеленеющая на рассвете

Белла Жужунава

НЕЖНО ЗЕЛЕНЕЮЩАЯ НА РАССВЕТЕ

1

Это случилось давно, когда я был еще совсем молодым. В деревне у нас был большой дом и крепкое хозяйство. Кроме меня, в семье росли три младших сестренки. Мать запомнилась мне красивой, веселой и очень молодой - она рано вышла замуж. Она любила танцевать с сестрами, как девчонка, и отцу, который был намного старше нее, нравилось смотреть на это. Отец был высокий, голубоглазый, с густыми светлыми волосами, и я вырос очень похожим на него.

Я многое помню из того времени. Некоторые картины встают перед глазами, как будто то было вчера. Образы, из которых они складываются, полны красок, запахов, движения - словом, всего того, из чего и состоит жизнь. Помню нашу корову, совершенно белую, только с большим коричневым пятном на голове, за которое ее так и звали - Шляпа. При мысли о ней мои ноздри снова ощущают ни с чем не сравнимый запах парного молока, так не похожего на тот безвкусный напиток, который мы употребляем под этим названием теперь. Помню великолепное чувство свободы, когда, пришпоривая босыми пятками могучее тело лошади, я скакал на ней вслед за другими ребятами.

Удивительная штука - память. Она продлевает жизнь тех, кого давно нет с нами... Однажды кто-то, великий и могучий, жирным черным карандашом перечеркнул прекрасный, теплый мир моей юности, и он рухнул, превратившись в пыль. Забрали и увели отца. Угнали корову и лошадей. Вывезли все запасы, в которые было вложено столько нашего труда. Выгребли все, что можно, а недовольных убивали на месте. А тут пришла на редкость суровая зима, как будто природа задалась целью завершить злое дело, начатое людьми. Голод принес с собой невиданные болезни, мелкие трагические случайности довершили остальное. Упала и разбилась насмерть мать, и вскоре одна за другой умерли сестренки, потому что я один не сумел их прокормить. Я уцелел только чудом.

Все эти беды обрушились на нас как ураган, стремительный и беспощадный. Настолько стремительный, что я не запомнил никаких подробностей. И настолько беспощадный, что после него на разоренной земле осталось лишь жалкое подобие прежней жизни. По всем нашим местам прошли пожары. Деревни обезлюдели, уцелевшие дома быстро разрушились без хозяйского глаза. К весне есть стало совсем нечего, и однажды я почувствовал, что силы мои кончились. Хорошо помню, что я осознал это даже без особого огорчения, очевидно, все предыдущее подготовило меня к тому, что рано или поздно придет и моя очередь.

Это произошло прекрасным весенним утром. Очень ярко светило солнце; оглушительно пели птицы. Мне неудержимо захотелось вдохнуть свежего воздуха. Собрав последние силы, я выполз из темной, отсыревшей избы и уселся на теплом, нагретом солнцем крыльце, подставив лицо горячим лучам. Голова закружилась, в глазах потемнело, я потерял сознание.

2

Очнулся я вечером, когда солнце уже село, но темнота еще не наступила. Белесый туман стлался между избами. Было удивительно тихо, и потому голос, который я услышал, прозвучал очень отчетливо. Он шел из-за спины и сверху, но в то же время как бы и изнутри меня, и казался странно безликим, так что невозможно было определить, кому он принадлежал.

- Протяни вперед руки, - услышал я и подчинился просто от неожиданности.

И сразу же ощутил прикосновение других пальцев, которые крепко сжали мои. В тот же миг передо мной возникла человеческая фигура, сотканная из мерцающего света, из сверкающих серебряных и голубых точек. Они непрерывно вспыхивали и гасли, перемещаясь, так что уловить что-либо четко было невозможно, лишь общий контур и отдельные детали - большие, как черные провалы, глаза, струящиеся волосы, узкий, изящно очерченный подбородок. Возникло ощущение, будто я раздвоился. С одной стороны, я продолжал сидеть на крыльце с вытянутыми руками и широко раскрытыми от удивления глазами, а с другой стороны, стоял перед тем, первым "я", крепко ухватив его за пальцы. Одновременно с этим вторым зрением в меня хлынула лавина новых, очень сильных ощущений. Мне было до слез жалко того чуть живого, хилого "меня", который сидел на крыльце. Странно было испытывать такое чувство к самому себе, но оно хоть было понятно, узнаваемо. Наряду с ним в меня проникло нечто такое, чему я вообще не в состоянии был дать определения - совершенно чужие, причудливые образы, странные и пугающие своей непонятностью. Они вызывали неприятное ощущение, как будто я переполняюсь все больше и больше, так что вот-вот лопну. В какой-то момент напряжение стало нестерпимым - и все исчезло. Я опять просто сидел на крыльце, в душе затихал далекий, еле различимый звон. А ведь это я, наверное, умираю - мелькнула мысль, и тут же я снова услышал голос: