Александр Колпаков - Гриада (Художник Л. Смехов)

Аппарат очень плавно приподнялся метров на десять и медленно поплыл на юго-восток. Под нами простиралась бескрайняя, словно полированная, равнина.

— Что за планета? — недоумевал Самойлов. — Неужели эта неправдоподобно гладкая равнина — естественного происхождения?

В ответ на его вопрос Элц изобразил на лице нечто вроде улыбки.

— Троза, — сказал он. Потом снова произнёс знакомое уже нам слово: — Гриада.

— Ничего не понимаю, — сказал я, посмотрев вниз, где по-прежнему тускло отблескивала полированная «земля».

— Что-то виднеется вдали, — заметил академик.

На горизонте стали вырисовываться какие-то тёмные пятна, и вдруг полированная равнина кончилась. И вот уже вместо неё мы видим слева от себя уходящую в обе стороны к горизонту выпуклую серебристо-жёлтую стену.

— Смотрите, Пётр Михайлович! Сквозь эту стену я различаю какие-то постройки, растения!

— Не может быть! — Самойлов стал пристально всматриваться, но стена быстро удалялась от нас.

— Это какое-то грандиозное сооружение километровой высоты, но что — не могу понять.

Он повернулся к Элцу и спросил, указывая на стену: «Что это такое?» Элц снова отрывисто ответил: «Троза».

— Сооружение называется Троза, — сказал мне Самойлов, пожимая плечами. — Но это ни о чём не говорит…

Между тем внизу проплывали красочные пейзажи Гриады, и мы, как зачарованные, любовались природой этой удивительной страны. Пылающее белое солнце, чуть больше земного, нестерпимо ярко горело в фиолетово-лазурной бездне небосвода, разбиваясь мириадами искр на поверхности многочисленных фиолетовых водоёмов и многоводных рек, на цоколях и шпилях причудливых строений. Грианское солнце светило не так, как земное. Оно было более радостным. Казалось, что вся природа, зажмурив гллза, блаженно улыбается, широко раскрыв объятия живительному потоку лучистой энергии. На горизонте струилась пелена нежнейшей фиолетовой дымки, пронизанной оранжевыми блёстками. И, куда ни бросишь взгляд, везде многоцветное море растительности. Но самым необычным зрелищем было, конечно, звёздное сгущение центра Галактики. Оно представлялось в виде ослепительно белого облака, немного уступавшего по яркости солнечному свету. Теперь нам стала понятна чудовищная жара, царившая здесь: центр Галактики посылал на планету дополнительный мощный поток тепла.

На обширных пространствах красновато-зелёных лугов паслись стада весьма диковинных животных, отдалённо напоминавших наших овец или коз. Их заметно удлинённые туловища, лишённые шерсти, двигались в высокой, густой траве, на очень коротеньких, толстых ножках. На сравнительно маленькой голове сидели два огромных глаза и пара невысоких тупых шишек вместо рогов.

Окружённые пышной растительностью, под солнцем искрились ребристые крыши и стены красивых зданий, разбросанных на значительном расстоянии друг от друга. Однако мы нигде не заметили обитателей Гриады, хотя аппарат снизился до 100-200 метров. На северо-западе возвышалась та самая светло-золотистая овальная стена, над которой находилась покинутая нами полированная равнина.

Часа через два после начала полёта, примерно на расстоянии восьмисот километров от равнины, кончилась растительность. Аппарат летел теперь на высоте пяти километров. На западе стала шириться и расти фиолетовая полоса, над которой стояли громады кучевых облаков.

— Море! — воскликнул я и привстал, чтобы лучше рассмотреть его.

За всё время нашего воздушного путешествия гриане не проронили ни одного слова, даже не шевельнулись. Однако за этим бесстрастием мы постоянно ощущали изучающих, пытливых наблюдателей, не спускавших с нас глаз…

Наконец Элц, видимо, решил, что достаточно ознакомил нас с Триадой, и дал знак повернуть обратно. Аппарат круто пошёл вверх В течение трёх минут мы поднялись на десятикилометровую высоту и с огромной скоростью полетели на северо-запад. Солнце клонилось к закату, но не, было того ощущения приближающегося вечера, которое испытываешь на Земле: центр Галактики, игравший здесь роль никогда не заходящего светила, лишал Гриаду прелестей наших сумерек.

— Сомневаюсь, бывает ли здесь ночь… — проворчал Пётр Михайлович и вопросительно посмотрел на Элца, словно ожидая ответа.

Вскоре под нами открылось удивительное, никогда не виданное сооружение. Я с трудом узнал равнину, на которой мы «приземлились» несколько часов назад.