— Будут проблемы, — вздохнул марсианин. — И было бы неплохо постараться свести их к минимуму.
Он кашлянул.
— Открой шлюз, Бенжи, я скоро вернусь.
* * *
— Ты тоже боишься? — спросил Мэтт, когда они остались одни.
— Не боюсь, — не отрываясь от работы, сказал Бенжи. — Но задача всё ещё кажется мне нерешаемой. Особенно по части местной охраны и старта.
— Но ведь никого нет?
— Нет, — согласился Бенжи. — Но и данных тоже никаких нет.
Уже с четверть часа он ползал на четвереньках под разобранной передней обшивкой и был занят прозвонкой и восстановлением кабелей. В гондоле было одновременно сумрачно, прохладно и душно.
Мэтт сидел между ним и Аей, нахохлившись, как маленькая замёрзшая зелёная птичка. Сам он боялся. С того самого момента, когда утром, ещё не открывая глаз, понял, что так уж устроено мироздание, что в особо важных вопросах его мнением особо никто интересоваться не собирается.
Андроид вылез из-под обшивки, выпрямился, проморгался, отряхнул руки и, видя, что Мэтт по-прежнему сидит, уставившись в одну точку, подошёл и пристроился рядом.
— У меня такое ощущение, как будто и я тоже мёртв, — тихо сказал Мэтт.
Бенжи согласно кивнул, взял его за руку и какое-то время колдовал над худеньким мальчишечьим запястьем — почти так же, как только что над оборванной кем-то проводкой.
— Гемодинамика в норме, — наконец заключил он. — Состав — ясное дело, натуральный, но прощупывается депрессия. Слушай, Мэтт, хватит расстраиваться, ты же не рояль. Всё будет хорошо.
И обнял мальчика за хрупкие плечики.
Когда снаружи послышался тихий стук, услышал его только Бенжи, и то скорее не ушами, а ногами — в виде пришедшей по корабельным переборкам дрожи.
— Ну, как вы тут? — шумно выдохнул вернувшийся марсианин и нагнулся, чтобы поставить на пол большую картонную коробку, доверху наполненную кучей каких-то мешков, коробок, пакетов и пакетиков.
И, пока он разгибался, прямо сквозь него проступил большой многорукий Пилот.
— Привет, — сказал пилот.
И улыбнулся.
Осень была жёлтой, сырой и тёплой.
Лукаш сидел на мокрой деревянной скамейке под большой старой липой и смотрел на то, как в паре метров от него две вороны деловито разделывают грязный пластиковый пакет.
Он засунул руку в карман, нащупал там кусок хлеба и поманил ворон другой, свободной рукой.
Малыш возник у скамейки так внезапно, что реализат даже вздрогнул.
Комбинезон у мальчика был испачкан, а из-под яркой полосатой шапочки выбивалась непослушная мокрая прядка. Ничуть не смущаясь, малыш наклонил головку и какое-то время пристально разглядывал Лукаша, после чего вскарабкался к нему на скамейку, уселся рядом и спросил:
— Ты дедушка?
— Нет, — хмыкнул Лукаш. — Я бабушка.
И протянул мальчику найденный в кармане хлеб:
— Не хочешь покормить птиц?
Нет, покачал головой мальчик.
— Но ты не похож на бабушку. У тебя голос другой, — сказал он.
— А я и бабушкиным голосом тоже умею. Бабушки бывают разные, — выдал Лукаш низким женским контральто и, разломав хлеб надвое, кинул его подскакавшим воронам.
— Но ты всё равно не похож на бабушку, — сказал мальчик.
С липы сорвался и, откружившись, лёг ему на коленки влажный жёлтый лист.
Мальчик улыбнулся, показывая маленькие острые зубки, и Лукаш в ответ многозначительно поднял бровь:
— О! Такой маленький, а уже такие большие зубы…
— У меня не большие зубы, я же не крокодил, — обиделся мальчик.
— А кто?
— Человек. У меня и фамилия есть.
— И имя есть?
— Есть.
— И как же тебя зовут?
— Карел Гавранек. [23] воронёнок (чешск.)
— И что ты сегодня делал, Карел?
— Я сегодня вышел из дома и сюда пришёл, — сказал мальчик. — Бегал, падал, бегал, падал.
— А падал-то зачем?
— Ты смешной дедушка. Просто падал.
— Смешной, — согласился Лукаш. — И ты смешной.
— Ххаф, — сказал мальчик, и, вторя ему, высоко в липовой кроне шумно вздохнул ветер.
Липа качнулась, крупно задрожала тонкими обвисшими лапами — то ли танцуя, то ли смеясь. Целая туча мокрых листьев сорвалась с неё и, гонимая ветром, пронеслась куда-то мимо сидящих на скамейке старика и мальчика бесчисленной жёлтой стайкой.
На коленках у мальчика остался ещё один лист.
— А ты знаешь, Воронёнок, что есть такая примета: если, не касаясь земли, тебе вдруг в руки падает с дерева лист, ты можешь загадать желание? — усмехнулся Лукаш.
— Зачем? — удивился мальчик. — У меня и так всё получается. Иногда мне даже грустно от этого, но я же не буду хотеть, чтобы не получалось?
Читать дальше