Бесчисленное количество раз гимны его носили его по бескрайним полям вселенной, и ни разу ему не было ни грустно, ни одиноко, потому что те, кто любил его, всегда были рядом.
До сих пор.
Что что-то пошло не так, он понял по тому, что настоящее у него внутри приобрело непривычную горечь.
— Мммм! — снова замычал он, чувствуя странное, и оглянулся назад.
Никому не нужный мёртвый десятый безымянный потомок роя Хоффолла по-прежнему лежал на полу челнока с раскинутыми руками. Рубашка на его груди ссохлась и покоробилась.
Пилот дотянулся до него, бережно перенёс на корабль и долго качал в своих огромных руках, возвращая к жизни.
— Что это было? — спросил его маленький морф, всё ещё не открывая глаз.
— Первая смерть, — просто сказал пилот. — Мне показалось, что я будил тебя целую вечность.
— Я устал, — сказал морф.
— Ты проделал большой путь, — согласился пилот. — Расскажи, как ты умер.
Мальчик долго молчал, словно не желая ничего вспоминать, а пилот терпеливо ждал, по-прежнему прижимая его к почти остывшей груди.
— Они ждали меня на выходе, — наконец прошептал морф. — И у них было много этих гадких вещей, одни из которых забирали возможности, а другие — будущее.
Он открыл глаза и ещё долго лежал молча, глядя на то, как свешиваются над головой пилота кедровые лапы, после чего сглотнул и заговорил снова:
— Я их не видел. Я вообще ничего не видел. Я шагнул к вам, а пространство оказалось неподатливым и вошло мне в сердце страшной металлической штукой.
— Ты боялся?
— Нет, — покачал головой мальчик. — Сначала я не успел, а потом мне было всё равно.
— Всё равно? — удивился пилот.
— А разве ты никогда не умирал? — в свою очередь удивился морф. — Когда умираешь, не страшно. Какое-то время я даже слушал, как подступает тьма, потому что хотел знать, как это, когда тебя нет.
— И как это, когда тебя нет?
— Тьма обманчива, — в бессильной попытке подобрать правильные слова мальчик растерянно развёл руками. — Когда ты заканчиваешься, тьма превращается в свет.
— Этого ещё не хватало, — сказал тот, который стоял у окна, сказал так спокойно, что Ая даже прониклась к нему уважением. — И, что интересно, даже оповещения об аварии нет.
Темнота была такой сладкой, такой чудесной, что у неё даже заныло в груди.
— Он закоротил всё, до чего дотянулся, — усмехнулась она. — И автономное тоже.
Теперь было видно, что обесточенные пилотом генераторы висят по всему бункеру большими мёртвыми чёрными гроздьями. Недолго думая, Ая шевельнула их во тьме, и те гулко дрогнули, а потом с глухим металлическим шорохом рассыпались и раскатились по бетонным полам.
— Так-то лучше, — сказала она, поднимаясь. — И, похоже, что для всех.
* * *
Мэтт сидел на полу, обхватив голову руками.
— Мэтт, Мэтт! — прошептала она. — Пойдём со мной…
— Ая… — откликнулся Мэтт. — Где ты?
— Я здесь, маленький мой, — улыбнулась она и проступила во мраке. — Видишь?
Коридор, в котором они вынырнули, по-прежнему был тёмным, пустым и гулким.
— Я знал! — мальчик всхлипнул и схватил её за руку. — Я знал, что ты всё равно придёшь…
— И я знал, — безмятежно сказал голос. — Здравствуй, Ая. Информация — это уже почти форма. Правда?
— Правда, чёрт бы побрал вашу предусмотрительность, — не выдержала она.
— Да, да, — засмеялся голос. — Естественно. Для простоты и безопасности следовало бы оставить только вашу, не так ли?
Тьма вокруг была плотной, почти осязаемой, но по голосу было понятно, что человек спокоен и стоит так близко, что только протяни руку.
— Я хочу вам кое-что рассказать, — снова заговорил голос. — Я видел сегодня крысу. Просто крысу. Маленькую такую, дикую, серую. Скорее даже крысёнка. Этакий длинноногий крысиный подросток. И знаете, что я подумал? Что он, этот родившийся здесь крысиный ребёнок, по сути, точно такой же абориген, как и я. И прав на жизненное пространство имеет столько же. Если сможет. Загвоздка только в том, что не может.
Он замолчал.
Ая аккуратно отцепила ладошки Мэтта от своей руки и сперва вложила, а затем и зажгла в них свечу.
— Подержи-ка, пожалуйста, — сказала она. — Пусть всё это превратится в свет, так будет приятнее.
Мэтт послушно взял свечу и поднял её повыше. В её свете лицо стоящего рядом человека показалось Ае усталым, осунувшимся и даже почти родным.
— Землетрясение не было плохой идеей, — сказала она. — Хотя бы потому, что вообще не было идеей. Идея была другая — понять.
Читать дальше