Minor Ursa - Реализаты (СИ)

— Ну, хорошо.

Человек поморщился.

— Ты понимаешь, что твои пассажиры плохо ориентируются в местной уголовно-правовой сфере?

Бенжи посмотрел на него исподлобья.

— Боюсь показаться романтиком, — угрюмо сказал он, — но, по-моему, мои пассажиры вообще находятся вне всяких уголовно-правовых сфер. Вы же не пишете законы для ветра или вируса гриппа?

Они помолчали.

— Что будет с моим челноком? — спросил Бенжи.

— Разберут на запчасти, — сказал человек и, видя, как напрягся андроид, усмехнулся:

— Не напрягайся, не под током. Конфискация, хранение в течение судебного разбирательства и дальнейшая реализация.

— Судебного разбирательства?..

— А что ты хотел? — усмехнулся человек, поднимаясь. — Нарушил, но не знал — сумей оправдаться, не оправдался — плати.

— Люди любят себя жалеть, — сказала Ая. — Странно. Почему это кажется им проще, чем что-нибудь изменить в своей жизни?

— И многое ты сейчас можешь изменить? — не оборачиваясь, спросил тот, который стоял у забранного решёткой окна.

Комната была маленькой и мрачной, с установленным посреди неё генератором, с низким облупившимся потолком, бурыми стенами и массивным тёмным столом у стены. В тусклом свете висевшей над столом лампы лицо второго человека с оранжевой штукой в волосах казалось Ае не совсем человеческим.

Нет, молча согласилась она, но ведь когда-нибудь это закончится.

— Так для чего вы явились сюда? — спросил тот, который сидел за столом. — Что это? Любопытство? Жалость? Корысть?

— Любовь.

— Ой, хватит, а? — не выдержал тот, который стоял у окна. — Какая любовь?! Кого и к кому?!

Он обернулся, и взгляд его был таким тяжёлым, что Ая опустила глаза.

— Это ты меня любишь? Или, может, его? — махнул он в сторону напарника. — Или того, кто убил мальчишку? А, может, тебе нравится тот, который сейчас беседует с твоим братом?

— Брата не трогайте, — тихо сказала Ая. — Ненависть никогда никого не доводила до добра.

— Так для чего вы явились сюда?

— Это всё вседозволенность, — так же тихо сказала Ая. — И безнаказанность.

— Ну, наконец-то, сеньора! Удивительная штука понимание, не правда ли?

Тот, который сидел за столом, подхватился и принялся мерить шагами комнату.

Правда, глядя на него, молча согласилась Ая, и непонимание — тоже штука удивительная, по крайней мере, пока ты беззащитен.

— Глупость, всё глупость, — шагая, продолжал тем временем человек. — Лететь куда-то за миллионы миль и всё для того, чтобы обнаружить там варваров, не понимающих не то, что правил твоей игры, а не понимающих вообще ни черта. Зачем?!

— Возможно, для того, чтобы хоть кто-нибудь хоть что-нибудь понял, — сказала Ая.

— Понял?! — возмутился человек. — Да никому из вас и в голову не пришло, что размахивать своими возможностями среди нас это всё равно, что размахивать кирпичом над нашими головами! Миссионеры хреновы, не здесь надо стяжать прозрение, не в наших джунглях Борнео, а друг с другом! Чёрт бы вас всех побрал…

Какое миссионерство, подумала Ая, это варварство, самое настоящее варварство. И в этот момент висящая над столом лампа погасла.

.

Зал был самым большим в бункере, и в нём суетилась целая куча народу. Пилот был пристёгнут к стене, как пойманный лилипутами Гулливер, и мир его плавился, качался и плыл.

— Мммммм… — мычал он, не желая ни слушать, ни говорить.

То, что должно было бы стать песней, уводящей в неиспробованное, всё ещё упрямо колыхало его в настоящем. Он мелко дрожал, совсем не в такт наплывающим на него волнам, и точно так же мелко дрожал мешающий ему дышать генератор.

Образы, возникавшие у него в мозгу, были рваными и непонятными: фиолетовое бездонное небо и люди, люди, люди…

— О, чёрт! — говорили они. — Какой он горячий!

— Боже, боже! — говорили они. — Да что же это такое?..

— Мммм… — мычал он в ответ, и небо, раскинувшееся у него внутри, всё больше и больше темнело.

А потом бред его стал густо-чёрным, и в нём рывком проступили звёзды.

Прежде всего пилот был пилотом — не только поэтом и математиком, но и частью своего корабля. Бездна, в которой он вынырнул, была чудесна — красива и необъятна, но дышать в ней по-прежнему было нельзя. Он сжался, чтобы не закипеть, огляделся в поисках сверкающей нити звездолёта, и тот вспух, нахлынул и поглотил его вовнутрь.

Песни всегда рождались в любви. И песни, смещающие пространство, тоже.