Minor Ursa - Реализаты (СИ)

Бенжи поднял голову и с вызовом посмотрел сквозь иллюминатор на холодный каменный шар вращающейся под челноком Луны:

— Эй, вы! Те, которые считают себя мудрыми и могущественными! Я знаю, что каждый раз, когда в душе у вас загорается эта трансцендентная искра любви, всё ваше существо обязательно ждёт какого-то откровения! Но, ослеплённые ею, вы не понимаете, что без дополнительного сознательного действия эта искра обязательно погаснет, как только обманутая таким образом природа создаст новое поколение живых существ для новых надежд…

Он уронил голову на лежащие на подлокотниках Аиного кресла руки:

— Если бы я мог, я бы плакал…

— Бенжи, Бенжи… — сказала пустота голосом Аи у него за плечом. — Бедный, разлаженный, расстроенный Бенжи… Не можешь — значит, не нужно. При сознательном отношении к любви ты пытаешься разглядеть абсолютную индивидуальность, которая не может быть ни условной, ни преходящей. Ты пытаешься разглядеть абсолютную жизнь, но что будет, если вдруг выяснится, что тем самым ты разглядываешь абсолютную смерть?

— Кто здесь? — испуганно обернулся Бенжи.

— Я. А, может, и ты… — в бесплотном голосе явно звучала усмешка. — Спрашивал ли ты себя когда-нибудь, почему же тебе так хочется, чтобы тот, кого любишь, непременно был жив? Почему, любя нечто, так трудно примириться с уверенностью в его обязательном разрушении?

— До этого я никогда не нуждался в чьей бы то ни было жизни, даже в своей, — качнул терракотовой головой андроид. — Но сейчас неизбежность смерти выглядит для меня каким-то ужасным недоразумением. — Он перевёл взгляд на Аино лицо, пытаясь отыскать на нём следы возвращения к жизни, и всё ещё не нашёл их: — Может быть, именно это и значит "жить"?

— Может, — согласился голос. — А, может, просто стоит подумать о том, откуда берутся галлюцинации, и что сделать для того, чтобы прекратить их вычислять?

— Прекратить вычислять… — эхом повторил Бенжи, и в этот миг — всего на миг — челнок его, предмет его гордости, его сокровище, показался ему прочным, просторным, двухместным металлическим гробом.

А потом из-за Луны показалось солнце, и андроид увидел, как в этом остром солнечном свете в его собственных серебристых ладонях движется его собственное терракотовое отражение. Глаза его распахнулись, и он стряхнул с себя наваждение:

— Нет.

— Нет? — иронически переспросил голос.

— Нет, — повторил Бенжи. — Прекратить вычислять — это прекратить жить. В этой вечной вселенной каждому из нас уготована вечность, и было бы неправильно превращать свою, личную, вечность из вечного волшебного сна в большой вечный чёрный пыльный мешок.

Он снова, теперь уже спокойно и отрешённо, положил голову на лежащие на Аином подлокотнике руки, то ли прошептав, то ли только подумав: нравится мучить — мучь, и тут Ая вдохнула — с мокрым хрипом, так, словно кто-то медленно и натужно продул воду через соломинку.

Чужая "птица" по-прежнему белела посреди титанового карьера в кратере Карлини.

Ая сидела в одном из кресел, усталая, сжавшая тощие плечики, и смотрела, как Бенжи пытается прилунить в карьере материнский челнок.

— Это тебе не Кондор…

— Ещё бы! — удручённо воскликнул Бенжи. — Ни тебе связи с диспетчером, ни маяков, ни даже нормальной посадочной полосы… А ещё эта пыль! Она забьёт снаружи всё железо…

— Не будет никакой пыли, Бенжи, — сказала Ая, оглядываясь на притихших в соседних креслах маленьких морфов.

В ответ андроид молча отключил индикацию в кабине.

На высоте в полкилометра кораблик его погасил горизонтальную скорость, действительно подняв внизу большое количество пыли, но, следя за гирогоризонтом, Бенжи плавно прошёлся по глиссаде в стороне от пылевого облака и мягко плюхнулся прямо между административными корпусами базы Карлини и чужим звездолётом.

— Похоже, приехали.

— Приехали, приехали, — неожиданно печально согласились динамики внешней связи голосом Лукаша. — Держи связку, солнышко.

Ая закрыла глаза и увидела окружающую челнок радужную ауру, от которой, колыхаясь и переливаясь, тянулся к белой "птице" прозрачный упругий туннель.

Вокруг суетились люди: луна тоже чувствовала себя виноватой, и это чувство вины за произошедшее почти физически витало в безвоздушном пространстве.

Ая сползла с кресла, оправила короткое голубое платье с чёрными пятнами засохшей на нём крови, взяла за руку ближайшего морфика и, повернувшись, молча, просто и без усилий вошла в стену пассажирского отсека.