Екатерина Белецкая - Ловушка для Сэфес

– И на Марсе будут яблони цвести, – произнес Клео. – Узнаю тебя, Нарелин Эльве.

Рауль удивленно воззрился на партнера.

– Что? А Марс-то здесь причем?

– Это строчки из древней романтической песни, – пояснил Клео. – Я полагал, что ты ее знаешь, ведь ты, а не я, обожаешь копаться в искусстве Терры того периода. Ты максималист, Нарелин. Похоже, это свойство всей твоей расы. И хорошо, что наши союзники этого не знают, иначе они предпочли бы не связываться с таким упрямцем, как ты.

Рауль помолчал и кивнул.

– Да. Похоже. Яблони, озера. Почему нет? Конечно, это безумно дорого, однако…

– Однако, – оборвал его Клео, – это мы обсудим потом. Скажи мне лучше другое. Сколько раз за время этой гонки ты вспоминал о том, кто ты такой?

На пару секунд Рауль задумался и смущенно признался:

– Только на Окисте, да и то… ненадолго.

– И замечательно, – заключил Клео. – А знаешь, почему я этому рад? Потому что я не хочу, чтобы ты спятил. Да, мне жаль терять того мальчишку, каким ты был когда-то… но так у тебя есть хотя бы шанс остаться в здравом рассудке. А постоянные прыжки из ипостаси в ипостась заведут тебя в такие дебри, что даже Вэн Тон помочь тебе будет бессильна. Осознал?

Рауль молчал, играя настройками панорамного вида.

– Возможно, ты и прав, – наконец сказал он. – Не знаю.

– Зато знаю я. Хватит детского баловства, Рауль. Я люблю тебя и люблю нашу планету, и хочу, чтобы в кресле Консула сидел здравомыслящий и сильный человек, а не взбалмошный романтик, который хоть и дорог мне. Но будет неспособен справиться с возложенной на него задачей. Однажды ты уже поставил Эвен на грань катастрофы, и я не хочу, чтобы это повторилось. Доступно излагаю?

Рауль кинул на Клео удрученный взгляд.

– Какой же ты моралист. Ладно. Давай приступим к делу.

Перед ним развернулся в воздухе объемный терминал.

– Итак, к вопросу о докладе федералам. Главное, чего нам стоит опасаться – реакция союзников Томаса Грема.

За прозрачной стеной горел очередной закат. Радал сидел на полу и смотрел на чужой город. Замерев, без движения – так же, как сидел вчера… Как пару дней назад.

Поселить мальчишку пришлось в одном из жилых блоков «интерната». Отведенная ему комната была, можно сказать, почти роскошной; через прозрачную стену открывался отличный вид на город. Подлинный вид с высоты нескольких сотен метров, не смоделированный, в отличие от искусственного обзора в кабинете Рауля.

Блонди надеялся, что другие мальчишки растормошат Радала, или хотя бы неугомонный Котенок Фери его оживит. Увы, ожидания не оправдались. Никого Радал к себе не пускал – ни в первый день, ни во второй, ни в третий. Ни с кем не хотел разговаривать – ни с блонди, ни со сверстниками. Каждый вечер запирался в комнате, и на том все заканчивалось. На третьи сутки Рауль решился включить камеры наблюдения.

Радал сидел у стены-окна, застыв в неподвижной позе, и смотрел на город. Сомнамбула. Минута, другая. А потом Рауль увидел, как Радал сгорбился, сжался в комок и заплакал.

Рауль отключился и зарекся наблюдать. Хватит с нас и биомониторинга.

Судя по всему, состояние мальчика до сих пор было шоковым. Гибель близких, распад монады, к которой маленький Блэки принадлежал. Впрочем, свои чувства Радал скрывал хорошо. В первый же день Клео отправил его на обследование – серьезное, методичное, по полной программе. Тот и не подумал воспротивиться, перенес все процедуры молча и безропотно. Невозмутимый, спокойный, даже слишком спокойный для своего возраста.

И вот, наконец, Рауль пришел к Радалу сам. Стоять под закрытой дверью пришлось долго – Радал не откликался на вызовы. Блонди уже было повернулся, чтобы уйти, когда створка двери скользнула в сторону. Впервые за эти дни.

Нет, конечно, Рауля привело не только сочувствие.

Нужно было выяснить – куда летела группа Блэки. Зачем. Что они планировали. Клео говорил о важности этих сведений, – и Рауль был вынужден с ним согласиться. Конечно, проще всего было подсадить Радалу детектор и, не спрашивая согласия, снять с него считку. Но ведь заметит и поймет.

Клео настаивал. Нет, сказал Рауль. Это не та ситуация, когда допустимо насилие. Мальчишка ни в чем не виноват. Нельзя так обращаться с ним. Согласится сам – тогда снимем считку. Нет – значит, нет.

И вот теперь Радал сидел на пушистом ковре у оконной стены и смотрел вниз, на стены зданий, в которых отражалось закатное солнце.

– Отпустите меня, – проговорил он. Повернулся к Раулю – глаза у него были воспаленные, наверное, снова плакал тайком. – Вы же выяснили про меня все, что хотели. Зачем я вам теперь.