Валерий Брусков - Хамелеон

- Лады, - сказал Анатолий, соглашаясь. - Спать пора ложиться. Через полчаса будет совсем темно. Утро, как известно, вечера сообразительнее...

- Не забудь про вампиров...

- Помню, помню. Сейчас разберусь с ними... А я буду спать снаружи, если ты не очень возражаешь. На всякий случай. Мало ли что...

Людмила молчала.

- А может, поедем к мотелю? Все ж люди рядом...

- Завтра, - сказал он. - Сегодня уже поздно. Только подъедем поближе к шоссе. На открытое место. Ночь лунная, видно далеко...

Анатолий проснулся, когда луна уже закатывалась за горный хребет. Оглушительно звенели цикады, но за неделю пребывания здесь он успел привыкнуть к ним. Разбудили не они, и пробуждение не было случайным память сохранила шелестящий, скрипучий звук, точно под днищем машины прополз дикобраз.

Анатолий осторожно повернул голову. Темный корпус автомобиля громоздился рядом, съедая кусочек Млечного Пути. Анатолий протянул руку...

Сердце остановилось в его похолодевшей груди. Под пальцами была жесткая звериная шерсть...

Точно катапультой Анатолия подбросило вверх. Он сам не понял, как в руке оказалась зажигалка. Вспыхнул пугливый трепещущий свет.

Вместо машины на траве стояла огромная, заросшая щетиной невероятная зверюга. Ее густая шерсть шевелилась, точно чудовище играло мускулами. Оно повторяло формами машину, только на месте боковых стекол были влажные зыбкие пластины, как будто страшилище смотрело на Анатолия своими огромными глазами.

Дикий ужас сжал ему горло; он готов был броситься прочь, но вдруг увидел сквозь мутные глаза зверя тело жены, распростертое в брюхе чудовища и опутанное темными подвижными щупальцами.

Из горла Анатолия вырвался сдавленный хрип. Не помня себя, он воткнул руку в шерсть в том месте, где у машины когда-то была ручка дверцы, нащупал что-то мягкое и податливое, как кожаный ремень, и изо всех сил рванул на себя.

Дверца не открылась: Ее попросту не было. Обезумев, Анатолий дергал и дергал за "ремень", пытаясь прорваться к жене; спазм, сжавший горло, ослабел, и звериный вой вырвался из груди, ошеломив цикад и заставив их ненадолго замолчать.

Что-то произошло... Анатолий вдруг почувствовал, что "ремень" под рукой начал твердеть, обретая форму и жесткость. "Глаза" чудовища прояснились, шерсть точно втягивалась, обнажая желтую автомобильную эмаль. Анатолий бешено рвал ручку, видя сквозь уже сформировавшееся стекло безвольное белое тело и выл на одной жуткой волчьей ноте. Ужас сковал ноги, но на его глазах гибла жена, и любовь к этой женщине, оказавшись сильнее страха за собственную жизнь, управляла сейчас им.

Под рукой металлически хрустнуло. Анатолий выронил тут же погасшую зажигалку и рванул обеими руками. Дверка с жутким скрежетом распахнулась. Оборвав вой, Анатолий нырнул в душное вонючее "брюхо", раздирая головой и плечами скользкую упругую паутину, обхватил руками холодеющее податливое тело и рванул его на себя, на свободу, на свежий воздух...

Он смутно видел тянувшиеся к Людмиле со стен "машины" жгуты, что-то рвалось и, шипя, брызгало на него теплым и липким, но он тянул и тянул ставшее невероятно тяжелым хрупкое тело, пока там, внутри, что-то с чавканьем не отстало. Он упал на спину, опрокинутый тяжестью тела жены, отпущенной, наконец, совсем...

Анатолий вскочил, схватил ее на руки и бросился прочь.

Сзади страшно зарычал двигатель, терзаемый стартером. Вспыхнули два кинжальных луча фар, рубанувших степь совсем рядом. Двигатель завелся; лучи, скользнув по полю, вонзились Анатолию в спину, отшвырнув его длинную пугливую тень далеко вперед.

Силы Анатолия были на исходе. Он бежал, задыхаясь и чувствуя, что слабеет, а сзади все громче рычал двигатель, и лучи фар хлестали его по спине, словно обжигая огнем. Он понимал безнадежность своей попытки спастись, и холод безысходности уже охватывал его.

Двигатель сзади чихнул раз... другой... Что-то толкнуло Анатолия в спину, прибавив сил. Он вдруг понял, что произошло чудо! Чудо, которое он совершил сам! Накануне вечером он не закончил регулировку карбюратора и теперь это был его единственный шанс. Он тяжело бежал, и сердце его давало болезненные сбои при каждом чихе двигателя.

Мотор все-таки заглох, и свет фар ушел в сторону. Анатолий не мог да и не хотел оборачиваться. Он лишь вслушивался в визг остервеневшего стартера и благодарил бога за свою вчерашнюю лень.

Было еще темно. Сзади все реже взвизгивало, потом стало тихо. Анатолий, изнемогая, брел вверх по склону, пока не добрался до скал. Только здесь, уверовав, что то, что прежде было их "Таврией", не преодолеет преграду и не доберется до них, он опустился на колени и положил Людмилу на плоский теплый выступ скалы. Как мертвая она лежала перед ним, залитая темной липкой жидкостью, но он чувствовал, что Людмила жива, что она лишь в беспамятстве, чудом спасенная им, когда было уже почти поздно...