Валерий Брусков - Подкидыш

Все молчали. Никто не имел такого опыта.

- Я могу имплантировать под кожу затравку, инициирующую развитие молочных желез, - сказал Дюпон. - Лактацию гарантирую. Добровольцы - шаг вперед!

Калашников глянул на свою косматую грудь, рвущуюся из тесной майки.

- Нет, только не тебе! - запротестовал Дюпон. - У тебя он умрет с голоду раньше, чем раскопает в этих дебрях то, что ему нужно.

А младенец продолжал орать так, как может орать лишь обладатель совершенно пустого желудка, в котором гуляет эхо.

- Концентрированное молоко у нас найдется, - задумчиво сказал Хаусман. - Соску мы сделаем из резиновой перчатки. Но это ведь только половина дела... Грудные младенцы умеют портить пеленки, которые потом надо стирать и гладить. А иногда они болеют.

Дюпон поднял вверх руки.

- Ребята, на меня надежд мало! Я травматолог, а тут нужен детский врач.

- Не прибедняйся! - проревел Калашников. - Что у него внутри - ты знаешь, а это уже большое дело. Установим круглосуточное дежурство до тех пор, пока не прилетит вахтовый корабль. Пацан к тому времени будет уже ползать и делать пи-пи в кастрюлю.

- Какой пацан?.. - оживился Колли.

- Наш, наш... - сказал Калашников. - Которого мы теперь будем коллективно вскармливать.

Колли удивленно глянул на грязно-зеленый сверток, кричащий посреди топчана.

- А с чего ты взял, что это пацан?

- В сугробе он лежал голым.

Калашников осторожно приоткрыл дверь в медицинский отсек и на цыпочках вошел внутрь. Дюпон, которому выпало счастье дежурить первым, бессовестно дрых за рабочим столом, положив голову на сцепленное руки. Юный и пока безымянный приемный сын пяти отцов спал на операционном столе, запеленутый в больничную простыню, криво изрезанную скальпелем. Рядом с Дюпоном стояла целая батарея пустых, початых и полных бутылочек с молоком. Слабый свет ночника делал их похожими на бризантные снаряды.

Калашников любовно поправил на малыше импровизированный конверт. Младенец во сне замотал головкой и зачмокал сложенными в трубочку пухлыми губками.

"Брюнет, - подумал Сергей. - С голубыми глазами... Весь в меня".

Дверь за спиной скрипнула. Он обернулся.

В отсек почти по-пластунски вползал Хаусман. Калашников приложил палец к губам. Вилли энергично закивал и крадучись подошел к ребенку. Почему-то он был босой.

- Чего не спишь? - прошептал Калашников.

- А ты?

- Я его первый отец. Я его нашел.

- А я второй. Я ему делал соски.

- Только тихо.

- Само собой. - Хаусман нагнулся над спящим дитем, и поправил и без того безукоризненно лежащее на нем одеяльце.

- Спит, мерзавец. И в ус не дует...

Дверь опять скрипнула.

- Колди, - попытался угадать Хаусман.

- Нет, Родригес, - с трудом прошептал Калашников, которому привычнее было орать. - Колли никогда не любил детей.

...Они шли один за другим и были страшно удивлены, обнаружив в отсеке остальных.

- Какого черта? - прошипел Колли, разглаживая приготовленные для ребенка подгузники.

- Вот именно, - сказал Родригес, прикрывая салфеткой ночник, который и так не светил на личико малышу.

- Ну вот... - вздохнул Хаусман. - Вся семейка в сборе. В какой последовательности будем нянчиться, папаши? Серж вне конкурса, остальным придется тянуть жребий... Жак уже получил свое, нам до утра тоже кое-что перепадет. Никому не будет обидно.

Дюпон проснулся оттого, что отлежал руки. Он поднял голову. На топчанах вповалку спали все няньки. Гигантский Калашников свешивался со всех сторон; тощий Хаусман напоминал сложенный складной метр; пухлый Родригес, мерзший почему-то даже летом, был закутан в принесенное из его каюты одеяло. Колли спал сидя, его очередь была последней, и он заснул на боевом посту. В его руке мертвой хваткой была зажата пустая бутылочка из-под молока.

За окном уже было светло и Дюпон выключил ночник. Размяв онемевшие руки и шею, он подошел к малышу.

Ребенок не спал. Он лежал, играя пальчиками выпростанных из ненадежного конверта ручек и, глядя на Жака огромными, необыкновенно живыми и умными для его возраста глазами, улыбался беззубым ртом. Дюпону показалось, что младенец сильно вырос за ночь.

- Отцы! - громко сказал он. - Что же вы проспали своего дитятю? Ему скучно!

Калашников шумно свалился на пол с мелкого для него топчана. Хаусман с кряхтением стал распрямляться, а Колли выронил бутылочку. Только Родригеса не проняло. Тогда с него содрали одеяло и этого оказалось достаточно.

Хаусман подошел к куче грязного белья в углу и, брезгливо поморщившись, кончиками пальцев приподнял одну из пеленок.