Коллектив авторов - Великий зверь Кафуэ

Времени нельзя было терять, ибо о спуске через овраг нечего было и думать. Ничего не оставалось больше, как спуститься через обрыв; если Кольтон был еще жив, то единственное средство спасти его было добраться к нему раньше, чем неизвестный схватит нож. Не успела у меня мелькнуть эта мысль, как я бросился вниз, почувствовав невыразимый ужас, когда очутился в воздухе среди тумана. К счастью для себя — ибо кости хрупки в шестьдесят лет — я упал на мягкий песок. Быстро поднявшись на ноги, я бросился вперед, гонимый страхом, несясь по склону к тому месту, где был неизвестный. На лице его и в глазах ясно было видно, что он страдает манией убийства. Но теперь, когда он повернулся ко мне, лицо его приняло вдруг выражение испуганного зверя. Я крикнул еще раз, чтобы привлечь на себя его внимание. Моим единственным желанием было добежать к нему раньше, чем он доберется до ножа и Кольтона.

Маньяк присел на корточки, увидев, что я бегу к нему. Считаю долгом признаться, что мною овладел дикий восторг, когда я заметил, что на стороне его нет преимуществ ни в росте, ни в силе. Хотя я человек невысокого роста, но должен сказать, отличаюсь мускулистым, сильным сложением благодаря почти постоянному пребыванию на чистом воздухе, а потому я не чувствовал особенного беспокойства относительно исхода дела. Мы сошлись. Но когда я испробовал на себе силу мускулов своего противника, я понял вдруг, что имею дело с силою человека безумного. С минуту мы оставались неподвижны, причем я придумывал, как бы мне схватить его так, чтобы заставить подняться на ноги, — как вдруг он с громким криком потянулся к моему плечу и так впился зубами в мое тело, что сразу прокусил его до самой плечевой кости.

Весьма возможно, что это спасло мою жизнь и жизнь Кольтона, ибо вслед за этим нападением мною овладело такое же безумное бешенство, как и моим противником, и я, всю свою жизнь придерживавшийся строго научного воздержания от всяких волнений жизни, превратился, к стыду своему, в дикого зверя. Кровь закипела во всех моих жилах, и сила превратила мускулы мои в стальные веревки. Схватив за горло своего противника, я пытался оттащить отвратительное лицо его от своего плеча. Правая рука моя, которую я откинул назад, собираясь нанести удар, нащупала веревку с привязанной к ней банкой. С громким криком схватил я это довольно тяжелое орудие и стал наносить им противнику удары по голове. Он выпустил меня из рук. Я отскочил от него, затем набросился на него и повалил его на землю. Банка разбилась; в припадке своего зверского экстаза я забыл об образчике Pseudargiolus, который вместе с осколками упал в песок.

Я продолжал держать в руке остатки бутылки. Голова моя закружилась… Я пошатнулся и упал, но у меня настолько сохранилось еще сознание, чтобы понять, что состояние мое происходит от действия смертоносных испарений циана, — и я отбросил остатки последнего подальше от себя. Мозг мой покрылся каким-то туманом, и я не мог ничего сообразить. Увидев сидевшего Кольтона, я подумал, что это галлюцинация. Кольтон умер, Кольтон умер, твердил дух убийства в моей голове. Мне остается убить его убийцу. Все заходило кругом меня… я стал на четвереньки и пополз к противнику. Видя, что Кольтон вскочил и бежит ко мне, я пришел в еще большее бешенство. Я боялся, что он помешает мне, прежде чем я кончу свое дело. Все лицо моего противника было покрыто кровью, его кровью и моей, — когда я схватил его за горло. Еще минута — и на душе моей было бы убийство человека. Но чья-то рука схватила меня, и я услышал голос, говоривший мне:

— Ради самого Бога, профессор, не убивайте этого несчастного!

— Ради Бога, профессор, не убивайте этого несчастного!

Рука моя разжалась. В следующую минуту я почувствовал, что лежу на спине и вижу над собой бледное лицо Кольтона. Я сказал, вероятно, что-нибудь, потому что Кольтон обратился ко мне, как бы отвечая на мои вопросы:

— Все благополучно, профессор! Нет здесь ни Pseudargiolus’a, ни птеранодона, и ничего подобного. Полежите минуту покойно.

Тут я вспомнил, что потерял свою драгоценную находку.

— Пустите меня, я хочу встать! — крикнул я. — Я потерял ее… Она упала, когда бутылка с ядом разбилась.

— Полно, полно, — сказал он ласковым голосом, каким успокаивают обыкновенно больных, — погодите…

— Я говорю о моем образчике Pseudargiolus’a, — сказал я. Туман в голове моей начинал проясняться и ко мне вернулись смутные воспоминания о случившемся. — Птеранодон? — спросил я, озираясь кругом.