Георгий Бриц - У приоткрытой двери

Встреча с Даусонами состоялась за табль-д'отом. Когда обед кончился, О'Нэйль обратился к мистеру Даусону с предложением сыграть партию в шахматы.

Тот охотно согласился, прибавив, что и его дочь также недурная шахматистка.

Началась игра; мисс Мэри, стоя за спиной отца, внимательно следила за ходом партии.

О'Нэйль был незаурядным игроком и, надо полагать, без труда победил бы весьма посредственно игравшего Даусона.

Но не выигрыш его интересовал.

Он искусно маневрировал с таким расчетом, чтобы, не давая поводов заподозрить истинное намерение, поставить свою королеву в безвыходное положение. К большому удовольствию увлеченного благоприятным для него развитием партии Даусона, майор достиг желаемого.

В это время раздался голос Мэри:

— Ваше положение было бы все же прочным, но вы рискуете потерять королеву, вернее, вы уже ее потеряли, мистер О'Нэйль.

Это тихо произнесенное замечание прозвучало для Реджинальда О'Нэйля как громовой раскат.

Он с изумительной для его лет легкостью вскочил с места; все его поведение изобличало крайнюю степень возбуждения, а в устремленных на девушку глазах, расширенных и блистающих как звезды, сияла безграничная радость.

Вдруг О'Нэйль слегка вскрикнул, покачнулся и, вовремя подхваченный Даусоном и Мэри, без чувств, мертвенно бледный упал в кресло.

Очнулся он в своей каюте, окруженный Даусонами и корабельным врачом.

Ему стало ясно, что с ним случился обморок.

Восстановив быстро все в памяти, он произнес несколько извинительных слов; затем, обращаясь исключительно к мисс Даусон, он тихо уронил:

— Однако, я бесконечно счастлив, что все это произошло.

В вопрошающих глазах О'Нэйля светилась при этом неизъяснимая нежность.

На лице девушки отразилось недоумение, мгновенно, однако, подавленное и она ответила какой-то общей фразой, как отвечают больному, еще не вполне пришедшему в себя.

И больше ничего, и больше ничего, ни малейшего признака взаимного понимания!

Великое разочарование охватило О'Нэйля.

Устало поблагодарив присутствующих, он попросил оставить его одного.

Да, он получил веское доказательство; большее, чем мог ожидать.

Разве смел он надеяться, допуская тожество Мэри Даусон и Мэри Фивершэм, что обязательно повторится сцена, происшедшая сорок лет тому назад и будут произнесены — точка в точку те же слова, когда на шахматной доске обозначится угроза королеве.

Все повторилось! Чего же больше?!

Увы! Прошлое воплотилось, но без осознанной памяти о своем содержании.

Только что происшедшее в каюте было тому доказательством.

Да, обе Мэри одно и то же. Те же физические данные, тот же ритм отзвуков на все совершающееся; но Мэри прошедшего и Мэри настоящего, по крайней мере здесь на земле, себя не знают, не помнят.

Следующий день принес дальнейшие подтверждения печальной истины.

Выяснилось также, что в странном поведении О'Нэйля были усмотрены признаки ненормальности.

Какой конец знаменательнейшей из встреч его жизни!

Тяжелое потрясение пережил Реджинальд О'Нэйль. Но это был мужественный человек; уравновесив себя насколько хватило сил, он принял окончательное решение.

Длить муку такого общения с «его» и не «его» Мэри он более не счел возможным.

В ближайшем же порту О'Нэйль сошел на берег.

Прощаясь с семьею Даусон, он, однако, обратился с просьбой к мисс Мэри писать к нему раз в год, сообщая, хотя бы наиболее кратко, о важнейших событиях ее жизни.

Как ни неуместной казалась эта просьба, но она была так трогательно, с упоминанием вскользь о необычайном сходстве, изложена, что обещание было дано.

Положение смягчалось, очевидно, почтенным возрастом О'Нэйля.

Расставаясь, чета Даусон пригласила майора проведать их при случае в Токио.

Но ни переписка, ни посещение никогда не состоялись.

В числе жертв недавнего грандиозного землетрясения в Токио оказалась и семья Даусон.

Таким образом, Реджинальду О'Нэйлю, во исполнение каких-то таинственных предначертаний, а, быть может, за его безграничную верность памяти возлюбленной, дано было видеть ее дважды юной — тогда и теперь, сорок лет спустя.

Он смог заглянуть в просвет, лишь на короткое время, приоткрытой двери.

Арчибальд!

18 = 2 + 16 и 18 = 16 + 2

запомни это.

Вильям.

Такое необычайное воззвание появилось однажды, на видном месте, в рубрике объявлений одного из лондонских еженедельников.