Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей (Журнальный вариант)

— Андра, уедем отсюда, уедем, улетим в Конго, на Луну, куда хочешь, вот сию минуту, куда глаза глядят… Родная, уедем, уедем, — заклинал я ее с внезапно пробудившейся верой в спасительность расстояний. — Не говори сразу «нет», подумай, вспомни, как было нам хорошо. Андра!

Я продолжал еще что-то говорить, боясь остановиться, боясь окончательности, но уже знал, что все кончено. Плыли корабли на фресках, уплывало короткое мое счастье, бородатый бог хмуро глядел на меня с паруса «Кон-Тики». Я умолк.

— Ты сильный, Улисс.

Еще бы, подумал я, отводя взгляд, чтобы не видеть страдальческого выражения в ее глазах. Еще какой сильный.

— Он невероятно беззащитен. И живет так неприкаянно.

— Нет, — сказал я, — не из жалости к нему ты уходишь. Уж лучше молчи…

Злость, обида, нестерпимая боль переполняли меня. Я залпом выпил вино. Кто говорил, что вино спасает от горя, приглушает отчаяние? Чепуха все это. Я сидел трезвый, как собака… как глупый побитый пес…

«Молчи, Андра, не нужно ничего объяснять. Знаю, ты была искренна, говоря, что тревожилась за меня, когда я ушел в безрассудный полет. Ты не лгала, нет, нет, не лгала, когда уверяла меня (и себя!), что мое примарское происхождение тебе безразлично. Но, как видно, память прочно хранит впечатления детства… воспоминания о том, как чуть было не погиб Том Холидэй, твой отец. Как бы мы ни пытались забыть, зашвырнуть прошлое в дальние, глухие углы памяти, ничего не выйдет, оно всегда с нами.

А может, не в этом вовсе дело? А просто… ну вот совсем просто, ты исчерпала меня и уходишь к другому…»

Я посмотрел на Андру. Она беззвучно плакала… «Пусть все что угодно. Только не могу я видеть, как ты плачешь. Ни в чем тебя не виню. Ты такая, какая есть».

— Не плачь, — сказал я. — Ты права.

Был вечер. Я лежал в кресле-качалке и смотрел на звезды, пылающие в черном небе.

Звезды, звездные моря… Их видели тысячи лет назад астрономы древнего Египта и древнего Шумера. Их видели Гиппарх и Аристотель. На них направил первый телескоп Галилей. Под этими самыми звездами был заживо сожжен непреклонный Джордано Бруно, не пожелавший отказаться от идеи бесконечности вселенной и бесчисленности обитаемых миров.

Вы равнодушные, недосягаемые звезды. Намного ли приблизилось к вам человечество с тех пор, как отпылал костер Бруно? Каких еще жертв вы потребуете?

Мы знаем о вас много. Мы вышли на окраину Системы. Наши радиозонды обшаривают галактики, и вот уже несколько десятилетий идет диалог с Сапиеной — другим островком разумной жизни.

Но значит ли это, что мы приблизились к вам, звезды?

Правда, был наш отчаянный прыжок. Мы с Робином первыми из людей выбрались «за берег, очерченный Плутоном». Мы увидели, как сместились, предстали в новом ракурсе привычные рисунки созвездий.

И все же — нет, не приблизились. Высунули на какой-то миг нос из ворот — и скорей обратно. Обратно, в обжитое пространство, к привычным полям тяготения, в нормальный бег времени. Ишь куда захотели, смутьяны! А ну, давай назад!

Но вот признано целесообразным спроектировать корабль на принципе синхронизации времени-пространства. Он уже спроектирован, и проект утвержден, это хороший проект. Конструкторский гений Борга блестяще дополнил теоретический гений Феликса, и в результате было найдено простое решение. И уже размещены по заводам заказы. Будут построены два экспериментальных корабля.

Чего же ты хочешь, упрямый человек?

Вон сверкает Большая Медведица. Продолжим ручку ковша теперь немного вниз — вот он, Арктур, альфа Волопаса, моя звезда. Как поживаешь, оранжевый гигант? Ты тоже одинок? Послушай, не крутятся ли вокруг тебя этакие сгустки материи, похожие на наш беспокойный шарик? И не сидит ли там в эту самую минуту некто с тоскливыми глазами, устремленными на далекую желтенькую звезду, которую мы называем Солнцем, а о н и — как-нибудь иначе? Хотел бы я с ним потолковать. Не с паузами в тридцать или сколько там лет, а прямо, в упор. За стаканом чая. Вот только поймешь ли ты меня?

— Улисс, иди ужинать! — позвала с веранды Ксения.

Вот уже четыре дня, как Робин привез меня сюда, в дом Грековых на высоком волжском берегу. Странный дом: первый этаж сложен из старинного кирпича, второй — деревянный, резные ставни и крылечки, башенка на углу. К нему примыкает современная пристройка из гридолита.

— Давно не видно, Леон, твоих новых стихов в журналах, — сказала Ксения за ужином. — Ты что же — бросил поэзию?