Джек Чалкер - Лилит - змея в траве

– На, раскрути. Умеешь? Тогда лупи меня что есть силы!

Взбеленился я круто, и дважды уговаривать меня не пришлось. Кнут оказался длинным и прекрасно сбалансированным. Пару раз ударив по воздуху, чтобы приноровиться, я собрался с силами и занес кнут над головой смотрителя.

Кронлон стоял и громко хохотал, даже не пытаясь увернуться. Как я ни старался, но не смог даже задеть его. Я сшибал придорожные камни и срезал траву, будто косой, но, как только перед кнутом оказывался хозяин, он тотчас же налетал на невидимую преграду.

– Замечательно, – сказал смотритель. – Теперь, надеюсь, ты понял. Сбрось мне на голову пудовый валун с метровой высоты – и он пролетит мимо.

Кронлон отступил на шаг, кнут буквально прыгнул прямо к нему в руки и тут же угрожающе развернулся. На мое счастье, Кронлон свернул кнут и подцепил к ремню. Его ухмылка стала еще шире.

– Знаю, что ты сейчас подумал, – сказал он. – У тебя на лице написана радость, что я не отстегал тебя. А знаешь почему? Кнут только символ власти, я получил его от самого хозяина Тиля. И мне не хотелось бы случайно попортить его. – Усмешка сошла с лица Кронлона, тон стал властным, в нем слышалось нескрываемое презрение. – У тебя два варианта: либо беспрекословное подчинение и мгновенное выполнение всех моих приказов – и тогда ты будешь жить, либо самоубийство. Я о тебя руки марать не собираюсь – я поступлю гораздо хуже…

Внезапно меня пронзила ужасная боль – ничего подобного я еще не испытывал. Я истошно завопил и рухнул на землю. Я не мог выносить этого; я страстно желал умереть сейчас же – казалось, ничто на свете мне не поможет.

Боль прошла так же внезапно. Мгновенное облегчение эхом прокатилось по моим измученным нервам. Чуть дыша, я уткнулся лицом в траву.

– Встать! – приказал Кронлон.

Я немного замешкался, и боль вернулась снова – на долю секунды, как предупреждение. Какие-то силы подбросили меня на ноги.

Кронлон наблюдал за мной с нескрываемым удовольствием. Я ненавидел его сильнее, чем кого бы то ни было, а подлецов на своем веку я повидал.

– Имя? – спросил он.

– Тре… Тремон, – срывающимся голосом прошептал я. – Кол Тремон.

Вновь короткая вспышка адской боли. Я рухнул на колени, но боль тут же стихла.

– Встать! – скомандовал смотритель. Я попытался подчиниться без промедления, но смог только со второй попытки. Он бесстрастно смотрел на меня.

– Отныне ты будешь называть меня "сэр". В моем присутствии стоять по стойке смирно и смотреть мне в глаза, а когда получишь приказ – сделаешь небольшой поклон и бросишься выполнять задание. С каждым, кто не принадлежит к твоему классу, можешь разговаривать только в том случае, если тебя о чем-то спросят, и только отвечая на вопрос. Понял?

Я по-прежнему задыхался:

– Да… сэр.

– Не правильно, Тремон! Какая ты бестолковая скотина! Вставай, попробуем еще раз.

Кронлон явно не шутил. Боль, которую он причинял нимало не напрягаясь, была совершенно невыносимой. Она еще не изгладилась из моей памяти, и я был готов на все, лишь бы избежать этой пытки. Нелегко сознавать, что унизить и сломать меня оказалось так просто, однако это уже случилось. Казалось, я утратил даже способность думать и жаждал только одного – чтобы боль не возникла снова.

Так прошел час. Приказы сыпались без передышки, подкрепляясь короткими болевыми импульсами. Эта процедура доставляла моему мучителю настоящее удовольствие. Я хорошо знал это опьяняющее состояние собственного могущества, но в роли бессловесной жертвы мне еще выступать не доводилось. Схема была проста: боль – приказ – боль. Агентов учили терять сознание, но я обнаружил, что у меня не осталось сил даже на это. Агенты могли даже спровоцировать усилием воли собственную смерть, но только после того, как лишались последнего шанса на победу.

Если бы от меня зависела жизнь других людей, я не колебался бы ни секунды – в таких ситуациях смерть не самый худший исход. Но сейчас об этом не было и речи.

Кронлон оказался прав: в подобном положении у человека оставалось два выхода – либо смерть, либо полное, безоговорочное подчинение. Когда наступили сумерки, мое «я» было полностью сломлено, а воли словно и не бывало. Еще до заката я по команде лизал его вонючие ноги.

Когда повозка въехала в маленькую деревушку, я тупо сидел на козлах, а в голове крутилось одно: "…магистр в десятки раз сильнее смотрителя, а рыцарь в десятки раз сильнее магистра, а герцог в десятки раз сильнее рыцаря, а властитель – это сам Бог…"