Михаил Лунев - Добрая сказка. Часть вторая

– Да нет. Мы очень мирно сосуществуем. Просто иногда я для них пою, а они хлопают.

– Это жестоко! – вставил цыплёнок – Или у тебя волшебная жвачка есть?

– Нет. Пою я для них своим природным голосом, но, видя, что два часа моего действительно неповторимого пения, почему-то негативно сказывается на их слабо сформировавшейся психике, и, чтобы не довести это состояние до необратимости, я, при помощи своей колбасы, придумал волшебный микрофон, и теперь пою для них колоратурным сопрано песни в стиле рэп.

Через час друзья подошли к избушке. Она стояла на окраине села, вернее даже за селом. Василиса бегала раньше сюда со своими подружками играть в разные игры, просто подурачиться, но в саму избушку они никогда не заходили. Двери у неё были забиты гвоздями и окна тоже. Да и страшновато там как-то было, а возле этой ветхой лачуги росли огромные старые деревья так, что там, почти всё время, была тень. Приблизившись к месту своего путешествия, Василиса увидела, что дверь, которая раньше была закрыта, оказалась распахнута и скрипела от ветра, который как будто специально появился только сейчас. Взлохмаченный кот почесал лапой за ухом, и его шляпа сползла на нос, но это не помешало ему высказать мудрую мысль:

– Давайте я вас по одному невидимыми делать буду.

– Давай – согласилась Василиса, – а кто первый в дом войдёт?

– Конечно Енот. Он же ничего не боится.

В ответ Молчаливый сделал шаг вперёд и кивнул головою в знак согласия. За ним пошли Орлик и Лорд.

– Теперь ты иди – предложил Василисе кот.

– Почему я?

– Я тебе на хвост не наступлю.

– Ты удивительно логичный, Добрыня.

– Да, это правда, хозяйка. Со мной сегодня совершенно невозможно спорить. Ну, иди уже, а то я на ветру чахну!

Итак, друзья по одиночке очутились невидимыми в хатке, но невидимыми еще не значит, что неслышными. Пол скрипел так, что было похоже, будто бы по дому ходит стадо, не ориентирующихся в пространстве, слонов.

– Тихо – скомандовала Василиса – замрите. Теперь скажите, кто где?

– Я здесь. Я здесь… – услышала она голоса своих друзей.

– Хорошо. Теперь сидите тихо и не шевелитесь. Ни слова без моей команды.

В избушке была всего одна комната, а в ней старая развалившаяся печка и очень старое, потускневшее от времени, большое зеркало. На полу валялась бумага, которая, судя по всему, была раньше обоями. Очень сильно пахло сыростью. После минутного молчания, все услышали голос королевы:

– Добрыня, хватит жрать!

– Урр-урр – послышалось в ответ.

– И не урчи! И глаза не заводи!

– Откуда ты знаешь? Ты же меня не видишь!

– Я тебя знаю. Всё! Ни звука!

Так они и сидели в полной тишине. Молчал даже Добрыня, которого по сложившейся традиции, мучил голод. Время тянулось медленно. На улице даже птицы перестали щебетать. Ветер играл скрипучей дверью, которая стучала о гнилой косяк. На улице стало совсем темно, а в избушке тем более.

«Вообще ничего не видно» – подумала Василиса, слыша стук своего сердечка, которое билось так громко, что девочка боялась, что его услышат её друзья. И вот она уловила звук шагов. Ступени на крыльце заскрипели, и дверь раскрылась настежь.

В комнату вошёл высокий человек в черных брюках и чёрной рубашке. Василиса сразу узнала его – это был Юг. Да, конечно, он сильно изменился и очень был похож на человека, но всё равно, это был он. Несмотря на то, что друзья уже пережили, у девочки было такое чувство, что она слышит, как трепещут их сердца. Юг подошёл к зеркалу, достал из кармана свечу и спичку, зажёг её и поставил свечу перед зеркалом, опустившись на колени, стал ждать. Время тянулось невероятно медленно. Юг смотрел на зеркало, не шевелясь, и почти не дыша.

«Хорошо, что в таком состоянии никто не уснёт – думала Василиса. – И чего он только ждёт?»

А время всё тянулось и тянулось, и ничего не происходило. Если бы не свеча в хатке совсем ничего не было бы видно.

И вот, девочка чуть не вскрикнула! В зеркале появился огонёк, он стал расти, расти, и появилась свеча, которая освятила там, с другой стороны зеркала, фигуру старика. У него были длинные рыжие волосы, которые почти полностью закрывали его лицо, и почти до ног такая же рыжая мохнатая борода. Одет он был в красную, но очень грязную длинную рубаху.

– Говори! – обратился он с той стороны зеркала.

– Я не нашёл своего брата, Господин мой Симиара. Я искал его, запах его преследует меня даже сейчас, я чую его, но не могу найти, и мне тяжело, и страшно в этом мире людей. Радость людская приносит мне непосильную боль. Они умеют улыбаться, а это больно, они умеют любить, а это невыносимо.