Александр Зорич - Последний Аватар (фрагмент)

"Самый страшный кошмар, самый страшный кошмар..." лихорадочно соображал Августин, дурея от угнетающего волю барабанного грохота. Он не успел ничего придумать, когда ближайший цверг, молниеносно выбросив вперед руку-клешню с пальцами, сплошь покрытыми мелкими коготками, впился ему в лицо. Точнее, в августиново представление о своем лице. Разницы не было. Была только адская боль, словно бы его бороде вздумалось расти не наружу, а внутрь.

И это подсказало ему выход. По крайней мере, то, что показалось выходом. Воля Августина еще не была до конца подавлена, когда он стал Тварью. Тварь была омерзительна. Тварь была настолько тошнотворна, что по земному телу Августина, прикорнувшему под яблоней, пробежала судорожная волна. Тварь была соткана из отвратительных осязательных ощущений и порождала их вокруг себя в изобилии. Всякий, кто прикасался к ней, должен был испытать, как по нему пробежала верткая сколопендра. Как просучил гадкими коленчатыми лапами паук. Как прикоснулась медуза. Как рассыпалось по его телу сальное потное мясо. Разумеется, все эти ощущения касались людей. Как они действовали на цвергов, Августин знать не мог. Поэтому его аватар для верности принял вид Психопатского Хирурга. В его правой руке был острейший, увеличенный в должное количество раз, скальпель, в левой - трепанатор черепа с электроприводом. Вместо глаз у Августина светились два вставных стеклянных шарика, на шее болтался с виду безобидный стетоскоп.

С омерзительными ощущениями, которыми он надеялся отвратить цверга, Августин сильно перебрал. Цверг очень быстро, но совершенно плавно изменился, превращаясь в огромный разверзтый желудок, и прильнул к нему каждым дюймом своей алчущей плоти. Лапа, которая до этого впивалась в его лицо, превратилась в некое подобие пуповины и стала намертво прирастать к нему толстой сосущей ложноножкой. Цверг лакомился. Это было очень похоже на конец. Августин почему-то ни на секунду не сомневался, что речь не идет ни о каком убийстве до смерти. Августин в этот момент с абсолютной ясностью осознал, что цверг намерен поглотить его сознание без остатка, оставив холодеть под яблоней лишь бесхозную материальную оболочку.

Руки и ноги Августина были очень плотно облеплены цвергом и он не мог толком пустить в ход свое оружие. Своим зрением-знанием Августин видел, что цверг пронзен насквозь его скальпелем, а в другом месте псевдоплоть хищника разодрана зубьями трепанатора. Но цвергу это, похоже, не причиняло никаких хлопот. Рот Августина тоже был полностью залеплен отвратительной хищной тварью. Он не мог позволить себе даже нормальный предсмертный крик.

Он взорвал свои никчемные стеклянные глаза. Тщетно. Цвергу было плевать на две рваные дыры в своем желудке. Августин пустил в ход стетоскоп. Он присосался к желудку цверга и стал пожирать пожирателя. Тщетно. Стетоскоп быстро забился и лопнул, как обожравшийся питон. Цверга было слишком много. "Идиот! - мысленно возопил Августин. - Кожа!" Он изменил ощущения, которые источал его аватар. Теперь это были не сколопендры и медузы, а ласковые женские касания, вкус свежего яблока на губах, в общем - полная противоположность предыдущих. Долгожданного результата не последовало. Цверг уже давно сожрал его кожу и, войдя во вкус, готов был переварить мясо. Августин понял, что, как себя не приправляй, а все равно сойдешь на корм голодному цвергу. Все тщетно. Тщетно, тщетно, тщетно...

Кошмар закончился внезапно. Желудок потерял былую хватку. Отлип. Опал. Обглоданные руки Августина обрели долгожданную свободу. Толком не осознавая, что происходит вокруг, он кромсал подлую алчную плоть цверга беспощадным скальпелем, топтал ее ногами, и только когда Августин принял аватар гиены и вознамерился сожрать все, что осталось от цверга, властный голос Хотоя приказал: "Достаточно".

22

- Нас спас Томас, - ответил Хотой. С точки зрения Августина, это было, мягко говоря, неполное пояснение к тому кошмару, из которого они только что выбрались.

Хотой снова был Хотоем, Томас - Томасом, Августин Августином. Они вновь были тем, чем положено - призраками в призрачной реальности. Чувствовалось, что Хотой тоже очень сильно не в себе. Из них троих полное, удивительное спокойствие демонстрировал только Томас.

- Это были цверги, - пояснил Хотой, когда они плавно погрузились в пасть Утгарда-лилового.

- Цверги, цверги... - пробормотал Августин, с трудом припоминая самую туманную и самую неудобочитаемую главу из фундаментального труда Олафа Триггвассона, Библии XXI века, "Страннее чем рай".