Павел Михель - Мир, который не вернуть. Том 3 - Год Второй

– Ох, боже милосердный!.. Да мне надоело тебе повторять. Как ты не поймёшь? Нам нужно туда доехать! Нужно! – он тоже не отставал в тональности и говорил громко. Чуть ли не кричал.

– Почему? Почему ты не успокоишься? – взвыла девушка. – Нам не надо туда ехать! Давай останемся здесь! Там ничего нет! А здесь – есть! Мы здесь есть, понимаешь?! А там – уже может и не быть!

– Да не можем мы здесь остаться! Нам надо ехать: только так мы и можем выжить! Там ещё могут быть люди, а здесь – ничего.

– Ты это Сергею с Наташей скажи! Найди их, среди тысяч этих мертвецов и скажи в лицо, что думаешь! – выпалила Катрин.

На секунду повисла тишина. Паша ничего не отвечал.

– Вот поэтому, – тихо начал он. Паша сейчас говорил негромко, но его голос брал железной хваткой сознание, заставляя слушать, – и нужно доехать. Чтобы больше никто не умер, не превратился в этих… тварей. По одиночке мы все передохнем, как мухи. Я помню, что они умерли. Помню, во что они превратились. Но это не повод, чтобы вечно сидеть и дрожать. Крохотная, но всё же у нас есть надежда на спасение – поэтому следует за неё хвататься всеми руками силами, прилагать все силы… Иначе, какой смысл того, что мы выживем, ну, пускай год или два, вот так разъезжая по городам и растаскивая, что ещё осталось, всё то, что накопили в том мире, до нас? А ты думала о том, что когда-нибудь продукты окончательно испортятся? Да они даже быстрее банально кончатся. Ты ведь не забыла, что мы – не единственные люди в этом мире? Выжившие есть, их достаточно, а вот еды – недостаточно. Таким темпом одни мы не протянем – нам нужно объединиться. Тем более это нужно, чтобы возродить общество, иначе всё было и будет зря. И спор этот – зря. И жертвы наших друзей – зря. И жизни наших предков – зря. И вообще вся жизнь – зря!

– Да откуда ты знаешь, что там что-то будет?! – выпалила Катрин.

Дверь в комнату плавно открылась и внутрь вошла Женя, тихо притворив её за собой. Я уже оделся и просто слушал, сидя на убранном диване. Вставить хоть что-то было бессмысленно: пока кто-то из них не устанет – это будет продолжаться.

– Привет, Кость. Уже проснулся? – спросила Женя. Я кивнул в ответ.

– Чего это они с утра пораньше? – спросил я. Женя села рядом. На ней совсем не было лица. Обычно она старалась улыбаться, чтобы другим было легче, но, видимо, не сегодня.

– Да как обычно… Сколько времени прошло уже, как мы едем?.. И всё никак не приедем… Паша не уступит в этот раз – это он уже решил.

– Ну, это они всегда так, – сказал я. Женя кивнула. – А когда Паша решил? Мне он ничего не говорил.

Женя вздохнула, и посмотрела в потолок, вытянув и скрестив ноги перед собой.

– Да я и сама узнала только вчера вечером… Он почти всю ночь не спал, думал, а стоит ли вообще туда ехать… Кэт говорит, что он о нас не думает, а он постоянно думает… Мы же здесь не просто так задержались – всё это время он решал… А вчера решил, что пора решить окончательно.

– Решил? – я знал ответ, но не знал, что можно было спросить ещё.

– Как видишь, – ответила Женя.

– А что Никита говорит?

– Ты же знаешь: ему всё равно. Куда пастух – туда и стадо.

Перепалка в коридоре неожиданно прекратилась.

– А сам-то ты что думаешь? – спросила Женя.

– Не знаю, – я встал и подошёл к окну, отодвинув занавеску. По углам была сеть из тоненьких линий паутины. Несколько мух, безжизненно, но крепко связано, висели внутри. Где-то в глубине всех этих переплетений своего часа ожидал паук – словно охотник, который долго прячется, а затем нападает на беспечную жертву. – Куда поедем – туда поедем.

– Такое ощущение, будто вы с Никитой и не живые совсем.

Грустно улыбнулся.

– Внешне ещё живые, но внутри – уже нет, – как бы про себя проговорил я. – Давно умерли с кем-то близким…

– Глупости всё это. Живые вы. Просто накручиваете себя сильно. Наказываете за то, что не в силах исправить. Но, знаешь, что я тебе скажу? Никому от этого лучше не будет. Мы все потеряли слишком много, чтобы просто жить дальше, но это не повод, чтобы отдаваться течению. Нужно вести свою лодку: к берегу или горизонту – но вести самому.

За окном тихо покачивались налитые жизненным соком кленовые листья.

– Какой смысл? Мы все умрём когда-нибудь. Люди совершили столько ошибок… и на этот раз уже ничего не вернётся, – я несколько секунд молчал, а затем тихо повторил: – Ничего уже не вернуть. Ничего.

Женя резко встала.

– Дураки вы, – и пошла к двери.

– А ты что думаешь? – спросил я. Женя была уже у самой двери. Она остановилась, не поворачиваясь. – Не о жизни, а что Паша хочет. Насчёт этого «возрождения», и прочего.