Ярослав Веров: Завхоз Вселенной

Вампир возвел очи горе и продолжил:

– Это если известно, что источник – не жилец, тогда мы, ну кто кого успеет оповестить, – кровушку-то надо употреблять только свежую, живую, мертвяцкая – это жжение и судороги, – так вот, тогда-то мы её берем из артерии. Из стволовой, опять же, нельзя, она оттуда фонтанирует, так что никак аккуратно не возьмешь, негигиенично выйдет. А в нашем деле главное – аккуратность. Ну а уж если капнуло на одежду – так надобно, чтобы материальчик был чёрный. Усекаешь?

Вампир подмигнул Игорьку с нахальством дешёвого актёра.

– И хорошо, чтобы музыка играла. Ладно, хватит ля-сы точить. Кстати, в гробу не спи – плохо на психику действует. И вообще, в киношные игры не играй. Осиновых кольев не бойся, серебряных пуль тоже. Ничего не бойся. Нет, вру. Бойся остаться без свежей крови. Всё, бывай.

Вампир допил остатки крови, поднялся, хлопнул Игорька по плечу и хотел было удалиться, но вдруг, вспомнив ещё одну инструкцию для начинающего вампира, произнёс:

– А вот на дневной свет может возникнуть аллергия. Такое случается. Если почувствуешь симптомы – переходи на ночной режим. То, что я вот ночью здесь – это не из-за солнечной аллергии. Просто по ночам аппетит разыгрывается, такой уж у меня обмен веществ, сова я.

И, наконец, удовлетворившись сказанным, вампир отбыл восвояси.

Игорёк перевёл дыхание, взял со стола вампирскую визитную карточку. Карточка была самая обыкновенная. «Иван Ильич Мармышев, ЧП „Автоприбор“, генеральный директор» – там значилось. И адрес имелся, и телефоны, факсы, электронная почта, интернет-адрес. Игорёк изобразил на лице деловитую серьёзность и сунул визитку в карман. Огляделся. Мелкий всё народец вокруг. Из ночи в ночь клубятся и клубятся, то есть клубуются, одним словом, зря живут. Хоть бы кровь пили. Настоящую. А пьют кровь из людей фигуральную, энергетические вампиры. С одной такой примадонной поговоришь – потом целый день ничего не сочиняется, даже на заказ.

Уже ощущал он себя настоящим бессмертным, человеком, которому на всех и вся плевать, и который, как это только что продемонстрировал вольный художник, вампир Иван Ильич, может брать чужую кровь, не спрашивая на то ничьего разрешения. Нет, чужой крови Игорёк по-прежнему не желал. Но, поймав кураж от распахнувшихся внезапно перспектив, желал чего-то настоящего, дерзкого. Не пьяно-бессмысленного, как вот давеча он ударил какого-то там бизнесмена Колю, а настоящего, осмысленного, хладнокровного, изощрённого в своём цинизме. Чтобы одним-единым ударом навсегда убить в себе стыд и глупые комплексы. Стать, наконец, Игорем, а не Игорьком-Игорюнчиком, Игорёшой, чёрт бы его побрал!

Игорёк попытался садануть в свою омерзительную челюсть, в свою тошнотворную рожу, но с первого раза промахнулся. Второй раз пробовать не захотел: ему сделалось жалко себя, и рожа вдруг показалась вполне приличным лицом. Недаром бабы его любят…

Но только никого не убивать! А то посадят на пожизненную. И как это будет выглядеть? До разрушения всех тюрем или до какой-нибудь очередной революции? Нет, нужна всё же осторожность. Хладнокровнее надо быть, порассудительней. Вон как Иван Ильич. Сумел человек устроиться. Целый генеральный директор. Небось, сосёт у государства финансы, как ту кровь из «источников», и рад уже третье столетие. Вот такого можно уважать. А все эти Артемии, все эти тусовщики… Как они осточертели с их клиническим нарциссизмом. Или только начинающие звёздный путь – выйдет какая-нибудь сопливка под руку с износившимся продюсером на люди, улыбнётся улыбкой невинного младенца и вдруг заявит: «Красота – это нечто трагическое». Давить их надо… А впрочем, к чему давить? Сколько им там осталось? Сегодня – звезда, а завтра в гробу.

Игорёк от мысли, что звёзды живут так коротко, словно кролики или насекомые, расхохотался. И ещё долго не мог успокоиться, уже и не хохотал, а так, посмеивался, потом уж и прихихикивать стал. Кончил смеяться едва слышным похекиванием. Отерши рукавом неожиданные слёзы радости, может, даже счастья, он обнаружил, что зверски проголодался.

Нашёл взглядом официанта, поманил, заказал чего ду-ша желала. И с аппетитом откушал.

Насытившись, посидел минуток с десять, разглядывая людей, словно каких-то подопытных мышей; улыбнулся, промычал: «Ну-ну… Что день грядущий нам того?… Баиньки, старик, в постельку, по домам». Довольный собой, вышел на улицу, сел в дежурившее у «Сверчка» такси и велел везти себя домой. Не к Артемию, а к себе. К подъезду хрущевки, к родным холостяцким пенатам.