— Но ведь он совсем как человек, и всё равно искусственный интеллект?
— Да. Очень развитый и продвинутый, а главное, быстро обучающийся. Наш компьютер, способный вести себя так же с такой же скоростью, занимает целый этаж.
— Значит, мозг человека даже синтетический, лучше?
— В чём-то, — улыбнулся Добряков, — зная это, страшно подумать, на что способно то, что находится в головах самих ганиадданцев.
Ожегов тем временем закончил приготовления, и они выдвинулись к лифту.
— Так, выходит, на сегодняшней встрече мы лишь покажем им наши выкладки, всё обоснуем, и всё? — спросил он.
— Да. Именно так. Предоставим им все данные, дадим привязку к тому, что у них уже есть, и не может быть фальсификацией. У нас мало данных о ганиадданцах, поэтом вероятность того, что машинный интеллект признает нашу правоту, низкая. Но она есть. Это же машины, пусть и развитые.
Презентация была обставлена отлично. Лилин, ещё вчера казавшийся не слишком подкованным в вопросах машинной логики, сегодня отлично вёл повествование, вовремя подключая двух специалистов из информационного центра, которые помогали ему в выступлении. Даже Ожегов, ещё вчера совершенно не разбиравшийся ни в чём, понимал некоторые вещи.
В результатах существовал небольшой разброс, но он был в пределах погрешности измерений. Это подтверждало пугающе похожее соответствие в некоторых других пунктах. Этому миру как будто бы уже не нужен был гений Ланова — один этаж современного суперкомпьютера мог оптимизировать и без того выглаженную инфраструктуру планеты и околопланетного пространства. Притом, ему не требовалось быть в деле много лет, как престарелому генералу. Он мог сделать это на основании базы данных, которую сам же мог дополнять в процессе.
Саник слушал, поджав губы. Пожалуй, это была самая яркая эмоция, на которую он был способен. Не требовалось даже обращение к мировым информационным хранилищам и время на сопоставление. Он всё понимал. Осознавал, что земляне правы. Но его высшая сущность не позволяла ему согласиться с утверждениями, которые сейчас ему излагали. Он прибыл сюда не для того, чтобы быть разоблачённым, и, больше того, собственноручно поучаствовать в этом разоблачении своим признанием. Нет, они будут сопротивляться, если только не найти в их сознании нужную кнопку.
— Когда же машина была поставлена в соответствующие условия в преддверье больших реформ, не находите ли вы, что она действовала очень похоже на вашего лидера в тот период? — возразил Саник.
— Да, — с готовностью согласился Лилин, — всё дело в том, что существовал комплекс решений, которые совершенно точно были оптимальными. Но во многом, оптимальность чего не выражалась объективными величинами, она поступила иначе.
— В чём именно?
— В частности, компьютер упразднил религию полностью, поскольку во вновь воссоздаваемой формации в существующих условиях её невозможно было вписать в инфраструктуру мира. Господин Ланов сделал её полностью духовной, но не упразднил. Даже несмотря на то, что в той ситуации полный отказ не вызвал бы массовых волнений.
— Но он же тоже делал эти выводы на основании того, что знал, — Саник ещё пытался сохранить спокойствие, но давалось ему это всё труднее.
— Дело в том, что в машину тоже были загружены все данные. На основании них она приняла другие решения верно, а в этом ошиблась. Больше того, — Лилин поднял палец, — господин Ланов не знал некоторых факторов, но интуитивное принятие решений ему помогло.
— Ещё недавно вы говорили о нашем создании, что хоть ему и свойственна интуиция, её тоже можно запрограммировать определённым образом.
— Да, но это не сделает её человеческой. К счастью или к сожалению, — сказал Лилин снисходительно.
— Тогда, пожалуйста, скажите нам сейчас, где грань, согласно которой вы отделяете искусственный интеллект от человеческого? То, что создали мы, по вашим словам, интеллект искусственный, но приближающийся к тому, который вы называете настоящим.
— В том-то и дело, что мы не знаем этой грани. Мы не можем запрограммировать машину, чтобы она полностью смоделировала интеллект человека, но мы смогли сделать так, чтобы она повторила действия вашего создания, — сказал Лилин.
— А что по этому поводу думает господин священник? — неожиданно Саник повернулся на Ожегова, как будто бы тот был самым слабым местом, на которое сейчас требовалось надавить.
— Я хотел бы спросить вас.
— Спрашивайте.
Читать дальше