Бернар Вербер - Революция муравьев

Женоподобный паренек подмигнул Жюли и добавил:

– Ну и, наконец, на электроарфе у нас Давид. Он всегда как на иголках – может, потому что у него болят кости. Его постоянно что-то беспокоит, он превратился чуть ли не в параноика, впрочем, вполне сносного.

– Теперь понятно, почему вас так прозвали – Семь Гномов, – бросила Жюли.

– «Гном» происходит от греческого gnômê , что значит «знание», – подхватил Давид. – Каждый из нас занимается своим делом, и вместе мы прекрасно дополняем друг друга. А ты кто у нас такая?

Жюли замялась:

– Я… а я Белоснежка, само собой.

– Для Белоснежки ты слишком темненькая, – заметил Нарцисс, показывая на черное облачение девушки.

– У меня траур, – объяснила Жюли. – У меня недавно умер отец – несчастный случай. Он был начальником юридической службы лесного ведомства.

– А вообще?

– Вообще… я люблю черный цвет, – честно призналась она.

– Может, ты, как та Белоснежка из сказки, ждешь, когда явится волшебный принц и, поцеловав, разбудит тебя? – спросил Поль.

– Ты путаешь меня со Спящей красавицей, – возразила Жюли.

– Опять ты дал маху, Поль, – заметил Нарцисс.

– Ничего подобного. Во всех сказках есть спящая девица, которая только и ждет, чтоб ее разбудил возлюбленный…

– Может, еще споем? – предложила Жюли, мало-помалу входя во вкус.

Они выбирали все более сложные композиции. «And You and I» группы «Yes». «The Wall» тех же «Pink Floyd» и, наконец, «Supper’s Ready» группы «Genesis». Последняя растянулась на двадцать минут, позволив каждому из них проявить себя в сольной партии.

Жюли теперь так мастерски владела голосом, что выдала виртуозные пассажи в каждой из трех частей композиции, хотя они и различались по стилю.

Наконец, они решили расходиться по домам.

– Я поссорилась с матерью, и сегодня вечером мне не очень хочется возвращаться домой. Может, кто из вас приютит меня на ночь? – спросила Жюли.

– Давид, Зое, Леопольд и Цзи-вонг живут на полном пансионе и спят в лицейской общаге. А мы, Франсина, Нарцисс и я, живем дома. И каждый из нас, в случае чего, может приютить тебя по очереди. Если хочешь, пойдем сегодня вечером ко мне, – предложил Поль, – комната для друзей у меня всегда найдется.

Такая мысль, похоже, не очень обрадовала Жюли. Франсина, смекнув, что она совсем не горит желанием идти домой к парню, предложила ей переночевать у нее дома. На сей раз Жюли согласилась.

ЖИВЫЕ ГЛАСНЫЕ. В некоторых древних языках— египетском, еврейском, финикийском – нет гласных, только согласные. Гласные воспроизводят голос. А произнося вслух графически воспроизведенное слово, мы наделяем его великой силой и, стало быть, жизнью.

Пословица гласит: «Если ты сумел правильно написать слово «шкаф», он непременно упадет тебе на голову».

Такое же воззрение было и у китайцев. Во втором веке от Р.Х. китайский император призвал к себе величайшего художника своего времени У Даоцзы и повелел ему нарисовать правильного дракона. И художник нарисовал такого дракона, только без глаз. «А где же у него глаза?» – спросил император. «Нарисуй я ему глаза, он бы улетел», – отвечал У Даоцзы. Но император стоял на своем, и после того как художник пририсовал дракону глаза, тот, как утверждает легенда, улетел.

103-й и его спутники уже несколько минут из последних сил отбиваются от саранчи. Кислотный брюшной мешок у 103-го почти пуст. У старого муравья только один выход – пустить в ход челюсти, но это еще более утомительно.

Саранча не оказывает достойного сопротивления. Она даже не бьется. Угроза заключается в ее количестве, поскольку она низвергается с небес гибельным градом, щелкая алчущими лапами и челюстями.

Сплошному саранчовому дождю нет передыху.

Перелетная саранча покрывает землю уже в несколько слоев – может, в шесть или семь, – кругом, куда ни глянь, копошатся насекомые. 103-й вгрызается челюстями в эту шевелящуюся массу и косит саранчу, точно косилка. Не для того он благополучно одолел столько препятствий, чтобы спасовать перед тварями, у которых ума хватает только на то, чтобы производить потомство в бессчетном количестве.

Когда у Пальцев, вспоминает он, случается перенаселение, их самки глотают гормоны – пилюли, которые делают их не такими плодовитыми. Надо бы напичкать такими же пилюлями и эту саранчу, от которой нет никакого спасения. К чему заводить два десятка отпрысков, если тебе нужен только один или два? В чем же интерес – зачем плодить несметное потомство, если прекрасно знаешь, что не сможешь ни обиходить его, ни обучить и что выживет оно, только паразитируя на других существах?