Евгений Филенко - Сингулярность 1.0. Космос

Рядом с «мозгом-Юпитером» висела крошечная, почти незаметная точка. Мотический голограф приблизил её. Это был другой корабль. Он напоминал «Сизиф», но был гораздо моложе – примерно на тысячу лет. У Вольмира возникло ощущение, что ему сбагрили проржавевшую рухлядь.

– Почему вы не признались сразу? – сказал он. – Почему пытались внушить всем мысль, что Бегемот – угроза?

– Три слова. Это мой проект, – ответила Изма. – Личный. Своеобразная месть Комитету. Ну и какое-то время Бегемот действительно был угрозой, которую нужно было сдерживать. Это рискованная часть строительства. Сейчас Бегемот не опасен, хотя всё ещё продолжает себя строить. Хочу взглянуть, как это происходит изнутри. Извини, что не прошу тебя составить мне компанию. И предупреждаю, лучше тебе не вмешиваться. «Сизифу» не совладать с «Ариадной». Прости.

Её новый корабль летел в сторону искусственной планеты. Сумасшедшая, подумал Вольмир.

Он выключил голограф. Моты внутри него потускнели, изображение «мозга» рассеялось.

Что ж, он придумает, чем удивить Изму. Вещества вокруг эпсилона-3 ещё достаточно.

Зонд-сеятель прибыл в систему Антареса спустя три тысячи лет после старта с верфей Трансплутона.

В самом начале пути, достигнув одной десятой скорости света под непрерывным давлением пучка когерентного излучения, направленного на него с одной из ледяных комет Облака Оорта, он свернул парус-отражатель и впал в кому свободного падения на многие столетия, пробуждаясь лишь на считаные минуты, чтобы определить своё положение относительно радиомаяков-квазаров и выполнить необходимые для коррекции курса манёвры. Время от времени, обнаружив себя в одной из точек, координаты которых были определены управляющей им программой как приоритетные, зонд оттормаживался и превращался в одно из небесных тел одной из звёздных систем, сквозь которые лежал его путь, – вот как сейчас.

Зонд лёг в дрейф, раскинув на сотни километров невесомые полотнища коллекторов солнечной энергии и усиленные магнитными полями воронки концентраторов вещества – тоже со стенками толщиной ровно в одну молекулу. Спустя полгода его масс-фильтры накопили достаточно рассеянных в пространстве системы Антареса атомов водорода, и крошка-принтер на борту зонда ожил. Одну за другой, без всякой спешки, он печатал миниатюрные детали, которые, будучи собраны воедино крошечными паукообразными роботами, образовали ещё один принтер – почти такой же, но с большей апертурой приёмной камеры.

Теперь дело пошло гораздо быстрее.

Скоро был готов ещё один принтер, побольше, потом ещё один и ещё, пока, наконец, очередной собранный из ничего принтер не оказался достаточного размера для того, чтобы напечатать детали корабля-собирателя. Один за другим крошечные по космическим меркам кораблики с простейшими электромагнитными двигателями покидали камеру готовой продукции в чреве принтера и устремлялись вглубь системы, на периферии которой дрейфовал теперь зонд. Обратно они возвращались с полными бункерами вещества, пригодного для эффективной дезинтеграции с последующим использованием полученных компонентов в синтезе и печати любых потребных для выполнения миссии зонда предметов, инструментов и материалов, из которых всё увеличивающаяся армия роботов строила некое сооружение, несопоставимое по масштабу с более чем скромными размерами самого зонда.

Это продолжалось долгие годы.

Потом среди рассеянного облака комет на краю системы красного гиганта проснулся от очень долгого сна человек.

Марк проснулся от холодного сна в привычно низкой и длинной, словно горизонтальный пенал, гибернационной камере. Он лежал на правом боку в позе эмбриона. Именно в этом положении он просыпался каждый раз по прибытии. Большой палец его правой руки, как и всегда, был у него во рту, а ладонь левой привычно прикрывала гениталии. Было холодно, и от его разгорячённого процедурой пробуждения тела явственно поднимался пар. Стены камеры покрывал иней сконденсированной морозом влаги от его дыхания и испарений с поверхности кожи.

Тело было неподатливым, затёкшим после долгих лет спячки. Суставы утратили гибкость и отзывались на попытки согнуть и разогнуть конечности тупой ноющей болью. Сердце с трудом прокачивало сквозь себя сгустившуюся за время холодного сна кровь. Лёгкие никак не могли расправиться, дыхание было поверхностным и не приносило чувства удовлетворения вздохом. Всё было как всегда. Марк привычно поморщился, когда в тело впились, спустившись с потолка камеры, гибкие хоботки инъекторов, которые впрыскивали в полости суставов синтетическую синовиальную жидкость, наполняли сосуды обогащённой дезагрегантами плазмой, обновляли плёнку сурфактанта в слипшихся за годы сна альвеолах в лёгких.