Alex PRO - Сиреневая книга

– И не стыдно?

– Стыдно! Не представляешь – это хуже, чем читать чужие письма. Просто знаю, что не хорошо, без комментариев. Пришлось прекратить – увлеклась! Похоже, я стал самым интересным в ее круге общения. Тогда я признался, что на самом деле… мне аж двадцать два, я живу на Камчатке, скоро женюсь и вообще мне с ней скучно… А чтобы не было соплей, за неделю до этого, повёл себя заведомо некрасиво. Пришлось вспомнить способы безконфликтного расставания с надоевшими подружками.

Бонда, не прекращая разговаривать, взял собеседника за локоток и скрылся за углом. Менее чем через минуту он вышел уже один, весёлый и возбужденный.

– А где этот… товарищ? – забеспокоилась Лизавета, помахав ладонью вправо-влево.

– Товарисч чего-то домой засобирался, живот заболел. А ещё он узнал много новых страшных слов, – успокоил ее Бонда. – Пошли уже, холодно… Руки мёрзнуть. Ноги зябнуть. Не пора ли нам дерябнуть?

– Фу, опять твои дурацкие стишки.

– Это не мои, Лиза, мои другие. Хочешь, почитаю?

– Никакие не хочу. Расскажи лучше что-нибудь.

– Легко! Слушай: однажды ты вырастешь, выйдешь замуж, а потом поумнеешь и…

– И?

– И найдешь меня, дурочка!

Сиреневая книга была о том, что всегда есть выбор. Даже когда тебе усиленно внушают, что его нет! Особенно, когда тебе его, казалось бы, не оставляют. Или за белое, или за черное. Предпочитаешь ли ты красное белому, или наоборот, но результат один – ты спиваешься.

О том, что на самом деле нет такого – или-или. Что выбор не заключается лишь между сионизмом и антисемитизмом, шариатом-шиаретом, коммунизмом-капитализмом. И не обязательно определяться – за мусульман ты, или за евреев.

Сиреневая книга о том, что над всеми стратами, над национальностями, над социальными различиями, над уровнями доходов, над политическими и экономическими пристрастиями, над родственными предпочтениями и особенно над религией – есть только один позитивный критерий, по которому можно и нужно проводить расслоение общества.

Ибо без расслоения не будет разности потенциалов, и не образуется ток. Не будет зон высокого и низкого давления, и не возникнет ветер, наполняющий паруса. Не появится живительная энергия.

И критерий этот – ум, интеллект. И ограничен он только рамками новой морали . Новые правила. Новая жизнь.

Я хорошо помню, как это всё было. Всё стало реальным после появления возможности неоспоримо и объективно оценить то, что представляет из себя конкретный человек. Возможности поставить его на конкретную полочку… до следующей инвентаризации. После которой он может сместиться в любую сторону. Или сохранить своё место. Место… Мда… Любой может найти своё место в жизни, если есть такое желание. И занять его, если есть соответствующие способности.

Гении-уголовники творят в комфортных тюрьмах. Не будет результатов – переедут. Туда, куда пармезан на заказ не привозят. И они об этом помнят.

Тунеядцы принудительно заняты тяжёлым и не очень физическим трудом. Кто-то ведь должен исполнять и не самые популярные в обществе обязанности. Которые, порою, неплохо оплачиваются, так как требуют определенного уровня, недоступного неленивым, но недалёким ребятам.

Развивать мозги стало выгодно не только ради карьеры и/или денег. Имелись и другие факторы. Тупые мальчики вынуждены жить с тупенькими некрасивыми девочками.

Красивые же, но необремененные интеллектом, имели больше шансов. Страна большая, работы много. Сексизм? Или наоборот? Как утверждал мой товарищ с с Севера: «поскольку штатное расписание позволяло, то мы предпочитали красавицу с тестером или за мониторами, чем занудный синий чулок, тем более, что все делать по-любому приходилось нам».

Я говорю ему так, с намеком: «А поговорить?» А он мне: «Ты приоритеты правильно расставляй – поговорить мы и с собаками можем. Тем более что связь – круглосуточная и безлимитная, говори хоть с Биробиджаном, если желание и время есть». А я от себя к этому добавлю: «И доступ, разумеется».

Он запрокинул ему голову и, ломая гнилые зубы, влил в горло одну за другой две бутылки водки. Вытер руки, подождал немного и кулём усадил на водительское сидение. Просунул его левую руку сквозь рулевую колонку и зацепил браслетом часов за кулиску. Снял ботинок и подсунул под педаль. В темноте блеснул осколок бутылки.

– Пошли! – махнул он пацану. – Подтолкнём, пока никого нет.