Федор Цевловский - Церон

Когда все будет готово, вы Элен и Билль, выедете кататься вечером в лодке и больше не вернетесь в отель. Одни решат, что вы утонули, другие, — что помирились и просто удрали — Элен от Стеверса, а Билль от Матильды. На берегу, там, где окраина города, вас подождет Лиза с одеждой и двумя билетами третьего класса. В нем никого знакомого не встретите. Через Францию и Швейцарию вы попадете на Лого Маджиоре.

Стеверс уедет с Лизой в Италию, а Мехмед и Андрей останутся со мной.

На теннисной площадке велась упорная борьба между Биллем и Матильдой. Казалось, они всю свою энергию и искусство вложили, чтобы победить. Мяч летал взад и вперед, с ракеты на ракету, не касаясь земли. Первой не выдержала Матильда и с досадой ударила со всей силы по мячу, улетевшему далеко за ограду.

— Что с нами, Билли? Мы сражаемся сегодня ожесточеннее, чем игроки сражаются за Дэвис-куп. Это никогда не случалось. Правда, сегодня наша последняя игра. Вы слышали, завтра или послезавтра мы уезжаем на Лидо? Вам не жаль, Билль, что мы расстанемся? — произнесла она.

— Нет, — прозвучало в ответ, — я переезжаю туда вслед за вами. А оттуда в то место, куда снова переедете вы. Разве вам не ясно, Матильда, что я вас люблю?

— А Елена? — прозвучал вопрос.

— Елена! Она меня освободила от всех обязательств своим поведением в отношении Стеверса и все мое чувство к ней скорее долг, взятый мною на себя там, в Азии, где мало белых, а еще меньше белых женщин. Она была врач, окруженная известным ореолом, со средствами, приехавшая добровольно на край света. Я же был случайно ранен, она меня лечила, вот и все. Вас же я просто люблю, Матильда, так как, кроме всего, я уверен, что мы очень под-ходим друг к другу. — Говоря это, он привлек ее к себе, что она допустила сделать, не противясь. — Ваша мать вас не любит, Матильда, и мне поэтому хотелось бы поговорить об этом с вашим отцом, убедить его отдать вас мне, но вы никогда ни слова мне о нем не рассказали. Где он, чем занят, где и когда его можно видеть?

— Где? — сказала Матильда. — Хоть это тайна, но я скажу вам, сегодня он здесь! Завтра мы, т. е. я, встречусь с ним в Монте-Карло, в «Кафе де Пари», вечером около 10 часов. Вы меня проводите, Билль, под каким-нибудь предлогом туда, но говорить с отцом не будете. Почему? Мы оба с ним одинаково смотрим на вещи. Жизнь дана для того, чтобы копить и зарабатывать. Как — безразлично, важно заработать. Это, и ничего другого, должен делать муж, это его обязанность. До замужества любить, так же как и любить своего мужа — это роскошь. Выйдя же замуж, иметь любовника желательно. Иногда это необходимо, в худшем случае — забавно, как лишнее развлечение. Любовником иметь вас, Билль, мне хочется, но, как муж, вы недостаточно богаты и влиятельны. Вы мои слова, я знаю, не поставите мне в упрек, так как мы с вами оба люди дела. Правда, Билль?

— Конечно, Матильда! — последовал его ответ.

— А сейчас, Билль, до обеда пойдем на пляж, где, конечно, уже находится мама со своим русским. Странный он. Она от него без ума, а он денег не берет с нее, делая вид, что не понимает ее прозрачных намеков. Постоянно, как верный, всегда любезный и предупредительный поклонник, он при ней. Это не кажется вам странным, Билль?

— Я думаю, что он поэт, Матильда.

— Поэтому? Может быть, Билль, они ведь странные, несуразные какие-то. Только такой никчемный человек и мог, потратив столько времени, не использовать симпатии к нему моей матери.

Мехмед, войдя в мрачную улицу, нажал на ручку двери, над которой дискретно светилась красная лампочка. Зазвенел оглушительно звонок. Он звонил несколько минут, нарушая тишину улицы. В двери сначала открылось слуховое окошко, через которое посмотрел чей-то проницательный глаз, и дверь, наконец, распахнулась.

— Я хочу к м-сье Гроссу, — произнес Мехмед.

— Его нет, — мрачно ответил открывший.

— Тогда к Сюзанне!

И, отстранив швейцара, мимо залы, из которой несся звук фокстрота и веселые возгласы, мимо отдельных номеров он поднялся по лестнице на второй этаж. Минуя несколько дверей, он, не стучась, повернул ручку и вошел в роскошно, но безвкусно обставленный салон. На столике лежали в разнообразных переплетах многочисленные альбомы, часть с порнографическими карточками, часть с фотографиями, по которым мог выбирать женщин лишь высший класс гостей этого семейного дома. Ковры заглушили шум шагов Мехмеда и поэтому в соседней комнате, будуаре Сюзанны, куда дверь была лишь прикрыта, не услышали, как вошел Мехмед. Услышав лебезящий голос Гросса, обращенный к кому-то, кого он называл Жак, Мехмед насторожился. Недолго думая, он распахнул дверь и, одновременно произнеся: «Таким образом, Сюзанна, ты принимаешь старых друзей», вошел.