Юрий и Аркадий Видинеевы - Собрание малоформатной прозы. Том 5. Ужасы, мистика, фантастика, криминал, современная проза, прочее

– Тогда – в путь!

Я назвал это для себя Первой параллелью, подумав, что оказался в неком параллельном пространстве. Я получил возможность увидеть другого себя и снаружи, и изнутри.

Что я увидел «изнутри»?

Завидная судьба!

В этой судьбе у меня свершилось всё, о чём мне бесплодно мечталось в моей Стартовой параллели: могучий и ясный ум, умение мгновенно принимать правильные решения, упоительное чувство одержимости на пути к научному открытию. Вот уже сложились последние, долго не дававшиеся выводы из несметного количества предпосылок. Это невероятное открытие – ключ к преображению мира от его будничной серости к торжеству процветания! Это преодоление всех запретов, наложенных на человечество свыше!

И увидел я «снаружи»:

Роковая последовательность событий оборвалась преждевременной смертью непревзойдённого гения. Вскрытие показало, что пусковым механизмом внезапной смерти был оторвавшийся тромб. При разборе предсмертных записей была обнаружена самая последняя рукопись с изложением общей сути невероятного открытия, ведущего к преображению мира от его будничной серости к торжеству процветания. В ней сообщается о том, что решение найдено! Однако поиски найденного решения оказались безрезультатными. Вероятно внезапная смерть не оставила учёному времени для перенесения его невероятного открытия на материальный носитель. В этом угадывалось действие непререкаемого запрета, наложенного на человечество свыше.

Вся жизнь великого гения была потрачена на получение результата, который был достигнут, но так и не достался тем, кому он был адресован. И это обесценивает его труд, которому, казалось бы, нет цены.

Завидная судьба получила незавидный конец…

Кому захочется выбрать себе судьбу с таким незавидным концом?..

Я получил возможность увидеть другого себя в ином пространственно-временном мире, где я пребывал в сильном, здоровом и энергичном теле первобытного человека. Я был ничем не лучше, но и не хуже других моих соплеменников одного со мною возраста и статуса. Даже небольшого наблюдения за той моей жизнью было достаточно, чтобы понять, что мне в той судьбе не хватает хитринки, умения урвать кусок послаще, не надрываться больше остальных, представить себя как можно в более выгодном свете. Но это свойство так глубоко входит в моё «я», что остаётся неотделимым от меня во всех вариантах моей судьбы.

В целом, моё физическое и душевное самочувствие в первобытном обществе было намного предпочтительнее тех душевных и физических страданий, которые я испытываю в Стартовой параллели. Но лишиться тех благ культуры, искусства, знаний о природе, о мире, о Боге, которыми наделила меня судьба в обмен на мои недуги, я не хотел.

В той первобытной среде мне нечем было бы утолить ненасытную жажду великих знаний. По-своему неплоха была та судьба первобытного человека, но для того, кто знает о жизни то, что открывается живущим в моё время в моей Стартовой параллели, она была неприемлемо бессодержательна в духовном плане и излишне близка к зоологическим формам существования.

Мне не хотелось такой судьбы.

Деревенский дурачок смотрит на окружающий мир с доверчивой улыбкой.

– Егорка! Смотри, как я пальчиком шевелю! – кривляется перед ним второгодник, не осиливший программу первого класса сельской начальной школы.

– Гы-гы-гы! – простодушно смеётся дурачок.

– Егорка! Это правду девки говорят, что ты лаптями щи хлебаешь, граблями спину чешешь, веником лампочку выключаешь? – не унимается второгодник.

– Гы-гы-гы! – смеётся дурачок, не догадываясь, что кривляка просто издевается над ним.

Телом Егорка здоров. О таких говорят, что они могут подковы руками разрывать, и даже не кулаком, а оплеухой быка убить. Но он и мухи никогда не обидит. Он любит жизнь, людей и весь мир. И думает, что и жизнь, и люди и весь мир отвечают ему такой же простодушной любовью.

А как же иначе?

В душе у Егорки покойно и благодатно. Трудно найти человека с таким редким сочетанием физического здоровья и душевного благополучия.

Егорка – это тоже я. Стоит лишь мне захотеть, и я заживу его судьбою, оставшись до конца своих дней в этой своеобразной судьбе.

Но мне не хочется этой судьбы.

– Продолжим наши поиски? – спросил всё тот же голос.

– Зачем? Я уже всё понял.

Оставь меня в моём родном измерении, с моим полным истощением нервной системы и психозом. Я всегда понимал, что хрен редьки не слаще, но таких хреновин, которых я сейчас нагляделся, мне достаточно и в увиденных вариантах. А вдруг в той судьбе, что я сейчас имею, и сама жизнь, и кончина окажутся не столь безрезультатными или не столь неприемлемо бессодержательными?