Сергей Кулагин - «Хроники мёртвых городов – 2». Сборник рассказов

Артём сидел в песочнице, набирал песок в кулак и пересыпал его из ладони в ладонь. Рядом, свернувшись калачиком, беззвучно рыдал Савка.

– Да сколько можно!

Измученная Инга колотила кулаком в стену.

– С ума сошла? – проснувшийся Артём приподнялся на локте. Даже после стука плач за стенкой не прекратился.

– Ты хоть знаешь, сколько время? – стонала жена.

– Без четверти шесть. Дальше что? Головой об стенку биться?

– Я не могу! Слышишь? Не могу больше выносить это! Он до двух ночи орал и с полшестого опять. Идиот!

– Он особенный, – вздохнул Артём. – Он совок потерял. В песке играл и… Ну, что ты смотришь?

– Мне кажется, что это всё уже…

– …Было? Это дежавю. Говорят, мельчайший сбой во времени. Ну, не смотри ты так. Сейчас встанем, кофе выпьем, пойдём с тобой перероем песочницу. Найдём пацану его игрушку. Поможешь?

Инга кивнула.

– Вот и славно. А то мне ещё с Каримычем разбираться.

– А с тем что? Тихий дядька.

– Тихий-то он тихий, только в тихом омуте… Да не хмурься. Лучше иди сюда.

Она мягко, по-кошачьи, скользнула Артёму под бок. Он нежно, но крепко обнял жену единственной рукой.

До чего же несправедлива человеческая осень! Жизнь, отплясав бабочкой-однодневкой в лучах молодости, забивается в потрескавшиеся оконные щели старости, выпрашивая у неё ещё один вздох, ещё один часик, ещё одну возможность взглянуть на остылый, но не опостылевший мир. Старость – старая прижимистая бабка, недовольно цыкает единственным зубом, ворчит под нос и иногда (о счастье!) бросает надоевшей подопечной ещё парочку дней, а то и месяцев. Просительница цепляется за эти, часто полные боли мгновения, словно за спасательный круг. Глупое обречённое насекомое с иссохшими крыльями, никак не желающее верить в смерть…

* * *

Серый вечерний сумрак грязным саваном укрывал город. На улице раздавались негромкие голоса – пара местных выпивох оккупировала скамейку на детской площадке. Марина отвернулась от окна и недовольно фыркнула. Утром снова по всей округе будет разноситься трескучий голос бабы Вали – старой дворничихи, которая больше всего не любила беспорядок во дворе, а больше работы любила всех строить да командовать.

– Ты готова?

Голос Нади раздался неожиданно, и девушка вздрогнула.

– Неужели испугалась? – хихикнула подруга. – Трусиха.

– Ничего я не испугалась, – передёрнула плечами Марина, – просто задумалась.

– Тогда садись.

Девушки – Марина рыжая, словно огонь, обладательница таких тёмных карих глаз, что не разглядеть зрачка, Надя белокурая и синеглазая, взгляд, будто озёрная гладь – уселись за круглый дубовый стол. Обе ладные, стройные, красивые. И одинокие. Почему так случилось – неизвестно. Только парни с ними серьёзных отношений не заводили. Погулять, в кино сходить, в гости пригласить… Но ни один из них не предложил жить вместе, познакомить с родителями, замуж…

Марина тяжело вздохнула.

– Ты чего? – Надя замерла с горящей спичкой в руках, которой зажигала свечи.

– Да не верю я во всё это, – девушка махнула рукой.

– Эй, подруга, с таким настроем никакое гадание не получится, – светлые брови Надюши устремились к переносице. – Или ты веришь, или… Ай!

Марина встрепенулась, а белокурая девица затрясла рукой, выронив потухшую спичку.

– Сильно обожглась? – непонятно откуда взявшаяся тревога когтём царапнула сердце.

– До свадьбы заживёт, – улыбнулась Надя. – И я хочу увидеть, с кем у меня эта свадьба будет!

Расставив свечи перед старинным зеркалом, подруги замерли в ожидании полночи. Именно в это время, если верить древним поверьям, луна входила в силу и открывала замки потусторонних врат. В ночь на Ивана-купала магия становилась во сто крат сильнее. И пусть прошло уже несколько столетий, на дворе стоял двадцать первый век, а барышни устраивали гадания в «хрущёвках» – желание узнать свою судьбу оставалось по-прежнему велико.

– Хорошее зеркало тебе от бабки досталось, – прошептала над ухом Надя. – Как раз для нашего ритуала. Оно словно само магическое.

Марина всмотрелась в сверкающую гладь. Она не увидела там ничего, кроме своего отражения и задорного личика подруги, но сердце вдруг сорвалось в галоп, понеслось, словно загнанный зверь.

– Кто первый гадать будет? Ты или я? – через зеркало девушка следила, как шевелятся губы Нади.

– Давай, ты сначала.

– Всё-таки боишься? – Надежда прищурилась.