Никита Чирков - Декорации

В то время, когда случился Сбой, общество разваливалось, во всяком случае, близилось к этому, и ради сохранения того, что еще осталось, сначала был введен временный комендантский час, а после пошли поправки в законе о свободе слова. Сохранение порядка было в приоритете и осуществлялось всеми доступными способами. Первыми под раздачу попала пресса, ибо многие из независимых журналистов жаждали крови, подстрекая и до того травмированное общество к решительным мерам, в то же время недовольное население влияло на прессу, создавая замкнутый круг. Тогда, через год после Сбоя, вырвавшись из хаоса рабочей среды, вынуждающей искать причины возникшей поломки созданного чипа, который внедряясь в человеческий мозг и вступал с ним в симбиоз, Майя полностью сменила приоритеты.

Ее стратегия была проста: быть в глазах людей сильной и уверенной, преисполненной решимости не страдать самобичеванием, а стать неким негласным лидером мнения, человеком действия, игнорируя собственное мироощущение.

Но подобный подход был не только ради жертв и из-за несогласия с политикой ЦРТ, желавшей срезать все углы, идя на любые уступки, даже не замечая, как теряется самое главное – независимость. Все это – защитный механизм, позволяющий ей не впасть в апатию и депрессию, не чувствовать боль и страдания из-за смерти родного отца, который, вперед очереди, был подвергнут чипированию из-за неожиданно резвившейся деменции… Она не успела заметить, как его не стало… несмотря на то, что была с ним рядом долгие недели, пока его пытались спасти лучшие врачи ЦРТ, но его мозг не выдержал, и было принято решение, ставшее первым надломом для Майи – отключить отца от аппаратов жизнеобеспечения… ее родного отца, примера для подражания, того, на кого она ровнялась… ровняется до сих пор.

Было ли у нее чувство вины перед теми, кто так же терял своих родных и любимых, пока она, используя влияние, окружила отца лучшими специалистами? Нет, не было. Майя знала прекрасно, что любой на ее месте поступил бы так же, да и все те люди, гневно жаждущие справедливости, занимались тем же самым, что и она – оплакивали любимых и родных. Вместо вины было съедающее чувство ответственности от невозможности помочь всем выжившим, от ущерба их разработки, в которую они столько вкладывали и так верили, что совсем не задумывались о возможном побочном ущербе, тем самым не подготовив почву для будущего программы или системы реабилитации от возможной некорректной работы программного чипа, хирургически встроенного в невероятно сложный мозг, ради поиска и исправления того, с чем не могла совладать медицина… исправляя ошибки природы.

Тогда и родилась идея Саламиса. Отстаивать ее, Майя готова была до последнего, а силы характера и бескомпромиссности ей было не занимать, все же она была известна своей непробиваемостью и наглостью, что и позволило, в каком-то смысле, сделать карьеру. К сожалению, она немного опоздала. Министерство обороны уже пустило руки в некогда независимый Центр Развития Технологий, от чего, реализовывать столь дорогой проект, уже не было возможно лишь с одного ее слова. Требовалось разрешение многих вышестоящих представителей власти, не всегда имевших общий с ней взгляд на вещи… особенно теперь, с уничтоженной репутацией и кровью на руках. А значит, для определенного давления, необходимо было заручится поддержкой общественного мнения. Она готова была идти на все, ведь сдерживать ее было нечему, и даже Бенджамин, всегда поддерживающий и никогда не оставлявший ее одну, незаметно отстранился: как выяснилось почти сразу, это было обоюдно, ведь если бы они не посвятили себя своим работам тогда, неизвестно что бы с ними стало сейчас. Особенно на это повлияло то, что тогда она выпала из жизни на пару лет с момента смерти отца, в которой она так же винила себя, как и ее родные старшие братья, пусть и сдержанным тоном, но дав понять, кто отнял у них последнего родителя… мама умерла за два года до того.

На благотворительном собрании неизвестный ей представитель независимой прессы, рискуя оказаться под надзором власти, застал ее врасплох не вопросами, а ответами на них, ведь стоило прозвучать первому слову, Майя с ужасом увидела, как общество само создает правду, игнорируя все ее доводы и аргументы. Да, тысячи жертв, сотни искалеченных, нет большего повода для скорби… но для Майи, тот день стал откровением. Один человек, неожиданно вставший во главе толпы, дал Майе понять, четко и ясно, раз и навсегда, насколько общество иначе, совсем под другими, порой немыслимыми углами, может воспринимать события. Мнение, излагаемое за всех и каждого, в тот день, когда Майя решила открыто объявить об идее создать Саламис, послужило своего рода принятием людей такими, какие они есть. Тогда ее решение возмещения ущерба, в лоб и без одобрения кого-либо, окрепло раз и навсегда, ведь люди сами нашли свою правду, игнорируя любые доводы и факты. В каком-то смысле, как поняла она уже потом, это лишь подстегнуло ее, позволив быть человеком дела, не оглядываясь на чувства, совесть и одобрение общества – без лишних слов, уступок и компромиссов – будет так, и только так, как она хочет, ради людей и их будущего. Она знала, что не получит благодарность и уж точно не услышит извинений, и это, как оказалось, не было для нее проблемой, даже наоборот, она боялась прощения.