"О моя бедная Анет!!! Как я с ней обошлась. Теперь она расплачивается за мой непростительный грех! Никто ее уже не научит жить полной, настоящей жизнью и радоваться ей. Она умрет, не покидая ненужной работы и постыдных развлечений! Она не пойдет за тигрицей, а навсегда останется с обезьянами. Она никогда не будет радоваться пению птиц и не предпочтёт хорошую книгу растленным передачам и фильмам.
Сколько в ней порока взрастил мир!! Сколько злости! Есть ли среди этого порока и зла место любви к матери? Нет. Для нее нет матери. Как она может любить мать, если у нее на протяжении всей жизни не было матери?! Можно ли восполнить эти детские годы? Можно ли любить и воспитывать ее сейчас? Ей тридцать лет. Она закрыта ко всему новому, непривычному, чуждому. Ее воспитатель всегда у ее ложа – жалкий, низкий, порочный. Такой стала и она. Он говорит по ее требованию и замолкает по ее требованию. Хотя она предпочитает, чтоб он больше говорил, чем молчал. Он говорит то, что она желает, и она желает то, что он говорит. Ящик несущий разложение и смерть. По его жилам течет яд, и моя Анет его потребляет каждый день. Она скоро умрет, как и многие современные люди. Теперь их жизнь бессмысленна и пуста. И более того, она завершается в тридцать пять лет. Они умирают гордыми, надменными, все знающими и все умеющими, имеющими огромное количество болезней, равное, пожалуй, по числу их врачей. Я же умру глупой, необразованной, бедной и здоровой, покинутой всеми людьми, так как людей не осталось. У меня не будет внуков. Нынешнее поколение практически не рожает детей.
Они лучше нас. Мы же лицемерно рожали по несколько отпрысков, абортируя ненужных, делая из себя любящих родителей, а по факту ни одного не воспитывая. Всех отсылали от себя в два – три года. А иногда и раньше. Несколько поколений детей, ненужных родителям, но между тем соревнующихся между собой за звание лучшего отца или матери. Они гордились тем, каких детей им воспитал мир! Как можно этим гордиться, если в этом нет их заслуги! Лицемеры!!!! Предатели! И я лицемер и предатель! Я наказана по заслугам."
Предаваясь этим мыслям Люсьен заблуждалась. Она не была еще в полной мере наказана, как она выразилась, по заслугам. Это наказание ей только предстояло лицезреть, а она о нем и не подозревала ....
– Мама, я тебя записала на прием к врачу в четверг на десять вечера, – крикнула Анет, когда Люсьен переступила порог квартиры по возвращению из леса.
– Анет, ты о чем? Ты знаешь, я не хожу к врачам уже много лет, – ответила с недоумением Люсьен.
– Просто нужно провериться, – настаивала Анет на своем.
– Я не пойду. Больше не предлагай мне ни врачей, ни больниц!
– Нет, ты пойдешь, или я вызову их на дом и они тебя силой заберут, – закричала взбешенная Анет.
– Перестань со мной говорить в таком тоне. Тема закрыта! – Оборвала Люсьен и ушла в свою комнату.
Анет пнула стул. Тот отлетел и ударился в дверь. Она села на кровать, чтоб успокоиться и все обдумать. "Нужно идти в центр Распределения – решила она".
Через час Анет сидела перед тем же врачом.
– Так вы говорите она категорически отказывается?
– Да. Я знаю ее. Она не пойдет. Я даже не знаю, что делать…
– Мы приедем в половине десятого, поставим пациентке успокоительное, и уже после этого вы сможете вместе с ней направиться сюда.
– А если она не даст поставить успокоительное?
– Об этом не беспокойтесь. Мы не первый год здесь работаем. И ваша ситуация – это один из наиболее распространённых случаев.
Анет вышла с удовлетворённой улыбкой. Перед тем, как пойти домой, она зашла в порноклуб, выбрала подходящего телосложения партнёра, совокупилась с ним и пошла спать.
Четверг для Анет прошёл в напряжённом ожидании. Люсьен, как и всегда, легла спать в восемь часов вечера. В половине десятого Анет услышала легкий стук в дверь. Она сразу открыла. Перед ней стояли два крепких мужчины в белых халатах. В руках они держали носилки.
– Али Люсьен здесь проживает?
– Да, проходите. Только тихо, она спит.
– Тем лучше, – ответил тот, что меньше ростом и они вошли в квартиру. Анет закрыла за ними дверь. Пройдя в зал, мужчины поставили носилки на пол и открыли чемодан. Один начал заправлять шприц какой-то жидкостью, второй смотрел томным отрешённым взглядом в окно.
– Где пациент? – спросил тот, что со шприцем.
– Там, – указывая на комнату матери, ответила, немного встревоженная Анет.
Мужчины зашли в комнату. Люсьен не шевельнулась. Она крепко спала. Мужчина со шприцем тихо подошёл, открыл одеяло и умело воткнул иглу в плечо. Люсьен вскрикнула и вздрогнула, но в этот момент жидкость была введена и она даже не успела повернуть головы. Все мышцы расслабились и Люсьен в одно мгновение ощутила, что ее тело обездвижено. Чего нельзя сказать о способности анализировать: из-за стрессовой ситуации мысли принялись выстраивать амплификации. Судорожный ментальный хоровод, набираемый обороты с неизмеримым стремлением, заводил рассудок Люсьен в тупик, не давая возможности сгладить весь ужас случившегося.
Читать дальше