Игорь Минаков - В мирах любви

Миссия, ради которой марсиане прибыли на третью планету, близилась к завершению. В Санкт-Петербурге Тэо пришлось расстаться с полюбившимися поморскими словечками, вроде «порато», «обезделье», «опристать», которые среди каменных дворцов и набережных великого города звучали не менее странно, нежели слова всеобщего марсианского языка. Здесь Тэо увидел, что машины постепенно покоряют и этот девственный мир. В домах сияли электрические огни, среди конных повозок все чаще сновали механические, свистели покоренным паром гигантские локомотивы, трещали телеграфы, квакающими голосами бормотали телефоны. К своему огорчению, в столичных жителях, бездумно уверовавших в благотворность научного, а главным образом – технического прогресса, Тэо обнаружил признаки болезни, давно поразившей марсиан-эолов. Тяга к бездумному времяпровождению была в них сильнее любознательности.

К счастью, многомудрый Лао нашел среди этих пресыщенных, разочарованных, томимых жаждой разрушения горожан того, кто достоин представлять человечество Земли на Шэоле. С первого взгляда на Бориса Аркадьевича Беляева Тэо определил, что к болезни бездумья у того стойкий иммунитет. И хотя приват-доцент мало чем напоминал простодушных поморов, было в нем что-то и от них, нечто искреннее, вызывающее уважение и доверие. Землянин стойко переносил путешествие на лодке, не раздумывая, движимый чувством товарищества, помог погрузить воздушное суденышко в трюм этеронефа, а главное – вступился за обреченную волчьим зубам клячу. Думать о судьбе бессловесной твари, стоя на пороге величайшего приключения в своей жизни, – воистину поступок великодушного человека.

Тэо оторвался от созерцания удаляющейся Земли, похожей уже не на карту, а на глобус, правда громадный, занимающий половину всего обозримого пространства. Бегло осмотрел циферблаты приборов. Бдительный тектограф автоматически вносил поправки к курсу эфирного корабля, что ощущалось незначительными боковыми рывками, но в целом полет проходил в штатном режиме. Тэо стало скучно, к тому же захотелось есть, и он решил разбудить землянина. Приват-доцент забавно всхрапнул, когда марсианин коснулся его плеча, и проснулся. Еще полные сонных видений, синие глаза его недоумевающе уставились на инженера-пилота. Землянин вдруг с силой потер их крепкими кулаками и пробормотал:

– Кажется, я все проспал, дружище…

– Что вы, Борис Аркадьевич! – отозвался Тэо. – Как говорят у нас: «Моро утара эо», что можно перевести, как «Мудрый видит дальше зари»…

– Кстати… о заре, – тщетно подавляя зевок, произнес Борис. – Который теперь час?

– Смотря где, – сказал инженер-пилот. – В Петербурге примерно два часа пополудни, а у нас на борту – утро. Время завтрака!

– Признаться, я бы и от обеда не отказался, – пробурчал приват-доцент. – Чертовски проголодался… А ваша Мэй отняла у меня консервы…

Тэо рассмеялся.

– Мэй – бдительный страж нашего здоровья, – сказал он. – И в этой области ее авторитет непререкаем, как авторитет Суэ во всем, что касается машин.

– Поэтому придется идти к ней на прививки…

– О-о, это неизбежно, – вздохнул инженер-пилот. – Не забывайте, что она защищает не только нас, но и вас…

– Я понимаю…

Обмениваясь полушутливыми репликами, они покинули ходовую рубку и спустились на палубу ниже. Оказалось, что одна из кают отведена под кают-компанию и в ней уже собрались остальные члены экипажа. Суэ, Мэй и Лао сидели за овальным столом, занимающим половину помещения. Перед ними стояли блестящие, видимо металлические, судки, наполненные розоватой, с белыми кусочками, напоминающими рахат-лукум, желеобразной кашицей. В кашицу были воткнуты лопаточки. Рядом с судками стояли грушеобразные сосуды с узким горлышком, неприятно схожие с медицинскими клизмами. Мэй повелительным жестом указала Борису на его место. Он благодарно кивнул и уселся. Перед ним тоже оказался судок, но наполненный обыкновенными мясными консервами. Приват-доцент ожидал, что завтрак будет сопровожден каким-нибудь ритуалом, но марсиане дождались, когда за стол усядутся все, и молча принялись за еду.

Борис произнес про себя молитву и подцепил лопаточкой ароматные волокна консервированной свинины. От соленого мяса сразу захотелось пить, но прежде, чем прикоснуться к «клизме», он решил понаблюдать за сотрапезниками. Оказалось все просто. Марсиане с заметным усилием отрывали сосуды от столешницы и припадали к узким горлышкам, как младенцы прикладываются к соскам. Приват-доцент решился и потянул «клизму» на себя. Оказалось, что сосуд прикреплен днищем к столешнице, видимо, посредством магнита – стол был выполнен из металла. Заметив недоумение на лице пассажира, Тэо счел нужным пояснить: