Яков закрылся – он попробовал опиум и всё глубже уходил в себя. Алим уходил в себя тоже – но немного иначе. Им овладевали маниакальные мысли.
– Не стоит размениваться на мелочи, – сказал он как-то раз Маргарите. – Если ты захочешь, ты будешь с ними – но какой в этом толк? Посмотри вот на Марка – он просто ушёл. Со стороны это кажется интересно – ну, знаешь, быть частью социума…
– Когда-то я очень об этом мечтала, – призналась Маргарита: тот вечер располагал ко всяким признаниям.
– Стадный инстинкт, – фыркнул Алим. – Даже не мечтай быть с ними равной: ты будешь для них либо отребьем, либо героем. Тебе доступны только две эти роли: роль изгоя, над которым они наивно смеются, и роль пророка, за которым они пойдут на верную смерть!..
Алим имел привычку: говорить о себе во втором лице.
Алиса не без презрения называла его устремления «мессианством». Ей был ближе другой подход: от души на всё наплевать. Почти на всё – они с Алимом долго и упорно воевали за звание главного интеллектуала параллели. Не ради бессмысленных оценок – нет, между этими двумя в ходу был особый гамбургский счёт. Они воевали целый год – постоянно ссорились и мирились, вечером грозились прибить друг друга, а наутро признавались в братской любви. Маргарита, Яков и Марк уже устали мирить их, но в один прекрасный день буря кончилась – Алим с Алисой между собой всё решили. Радостно объявили: она сильнее в точных науках, он – в естественных. Воображаемую корону торжественно поделили пополам – и каждый из двух был до того радушен, до того скромен – что был готов отдать вчерашнему врагу всю корону целиком. Говорили все какую-то несуразицу. Марк пожимал плечами, ждал подвоха. Яков с Маргаритой пришли к выводу, что Алиса с Алимом просто-напросто повзрослели .
***
Поздней зимой 2807 года на Северном Выборгском Кладбище кричали чёрные вороны. Это было одно из немногих мест, сохранявших древнее название Столицы – там, под бесцветным небом в чёрных прожилках голых ветвей, Маргарита похоронила свою старую гувернантку Матильду, вечно ругавшую её, но искренне любившую своим больным изношенным сердцем. За гробом шли четверо: Маргарита, жена советника Данковского, сам титулярный советник, бывший распорядителем похорон – и незнакомый священник, коллежский секретарь Императорского Синода, с заготовленной речью и казёнными цитатами из Ветхого, Нового и Гностического заветов.
Когда кончились похороны, титулярный советник Данковский хотел проводить Маргариту до дома, но его остановила жена, сказав:
– Оставьте, mon amis. Ей сейчас лучше побыть одной.
Маргарите было больно и грустно: мы при жизни не ценим тех, кто больше всех о нас заботится. Маргарита не могла себя заставить вернутся в родную квартиру – опустевшую без старой Матильды – и пошла ночевать к Алисе Камю. По дороге она заливалась слезами – а наплакавшись вдоволь, умылась белым снегом.
***
Им стукнуло по семнадцать лет: Марку – в феврале, Якову – в марте, Маргарите – в апреле. Алисе исполнилось семнадцать ещё в сентябре – уж очень она кичилась своим старшинством – тогда как Алим только в мае отпраздновал своё шестнадцатилетие. Придя в школу в один из весенних дней, Маргарита поняла, что все они действительно повзрослели. Семнадцать лет – совершеннолетие по ингермаландским законом, и кто-то из их одноклассников уже бросил учёбу, кого-то закололи на дуэли, а кто-то (набралось таких четверо) перевёлся в юнкерское училище. Класс поредел: одни прожигали жизнь, другие устраивались на службу, пополняя ряды безликих имперских чиновников. Все повзрослели – что крайне тоскливо – и никому не хотелось оставаться детьми: об этом с грустью думала Маргарита. А Яков – как Маргарите было жаль милого Якова! – всерьёз пристрастился к морфию. Он был из обедневших дворян, остроумен и ловок, созданный, чтобы украшать собой высший свет – но в отличие от многих своих одноклассников он не мог рассчитывать на наследство, был убит на войне отец, умирала от чахотки престарелая мать. Яков искал работу, но никак не мог найти, он обстряпывал подозрительные делишки и заводил знакомства в мутных кругах, ночевал у друзей – под предлогом квартирных праздников – и всё глубже погружался в себя.
– Знаешь, а ты ведь тоже погружаешься в себя. – сказала Маргарита Алисе одним из долгих майских вечеров.
– Мне кажется, это тебе не хватает концентрации. – отвечала Алиса, при свете настольной лампы ковыряясь отвёрткой в потрохах музыкальной шкатулки, выполненной в виде механического воробья. Её маленькая квартира – в кошмарном рабочем районе, с видом на артиллерийский завод – была вся уставлена тускло блестящими автоматами, в основном неудачными, мёртвыми, в форме ящериц, птиц и зверей. Маленький кролик: латунный скелет, тускло блестящий часовой механизм внутренностей – лежал на подоконнике, будто спал, а серебристый, с окулярами глаз и восковым оперением ястреб расположился на высоченной и не слишком устойчивой стопке из книг.
Читать дальше