Игорь Беляков - Пульс холода

Вот, что-то знакомое.

Вражда к убегающему человеку. Не моя неприязнь конкретно к Завьялову – а ко всем таким, как он.

Разрушителям. Убийцам!

Я ощутил, как струйка ненависти стала быстро размывать преграду в голове. Наконец, стена треснула, и на меня обрушился бешеный поток чужих чувств. Главным из них была ярость, распалённая воспоминаниями о мерзких уродливых бронеплатформах под красными штурмовыми флагами. Это ударные отряды Совбеза – с приказом уничтожать всё живое – утюжили базы повстанцев, превращая родной мир в обломки и пепел.

Я знал, что это за воспоминания. Друзья когда-то показывали мне записи не из общего доступа.

Вот, значит, кого придавили тогда на Терсофии! Сверхчеловеков! Выродков!! Нелюдей!!!

Похоже, не всех добили. Жаль…

Штурман тем временем забежал за решётчатый выступ, и расстояние между нами сократилось до минимума. Захватчик поспешил достать близкую добычу, совсем ослабив внутреннюю защиту. Я даже уловил обрывок мыслей Завьялова.

– Сюда не меня нужно было посылать, а Верховного со спикартом, – возникший контакт резко оборвался. Штурман, видимо что-то почувствовав, рванул ещё быстрее. Я пожелал ему удачи.

Ярость захватчика плеснулась волной кислоты, сжигая оставшиеся барьеры. Я ощутил в руке лёгкую боль. И вправду сломана.

Так, попробуем, что мы можем делать. Веки моргнули по моей команде. Неплохо. Как и то, что на эти робкие поползновения внимания не обратили.

Теперь хватит бежать, как ошпаренному.

Я заметил впереди маленький острый бугорочек. Да, то, что нужно! Вспыхнувшее желание наступить чуть-чуть левее показалось самым сильным в моей жизни.

Есть!

Носок ботинка зацепился за обломок стального прута, и я покатился по земле кубарем, собирая пыль.

Меня сразу опалило жаром гнева. Потратив секунду на то, чтобы снова замуровать моё «я» на задворках сознания, захватчик поднялся, и наша бешеная гонка возобновилась.

Штурман бежал очень быстро – недаром напомнил Павла – но, похоже, не мог насиловать свой организм до такой степени, как это делали с моим. Расстояние между нами потихоньку сокращалось.

Когда я выскочил на край пустыря, Завьялов опережал нас метров на семьдесят, но корабль был уже близко. Впрочем, ещё нужно время открыть переходную камеру. Вряд ли они с ксенологом успеют захлопнуть дверь. Я уловил нотку торжества в чувствах захватчика.

Штурман, не притормаживая, взлетел по сходням, и остановился, чуть не проломив поручень наверху.

– Стреляй же! – зазвенел его пронзительный крик. – Стреляй!

Ринкшасец судорожно вертел головой. Завьялов вырвал у него ружьё и выстрелил навскидку. Заряд плазмы попал в грудь и отбросил меня назад.

Я опять ничего не почувствовал, только удивился, когда снова встал и пошёл вперёд.

На этот раз штурман прицелился, и, плавно нажав гашетку, перебил мне обе ноги. Я рухнул как подкошенный, по-прежнему воспринимая всё так, будто это происходит с кем-то другим.

Сделав несколько конвульсивных попыток подняться, захватчик разочарованно оставил меня.

Господи, как больно…

…

Единственным выходом для приливавшей и приливавшей боли был истошный вопль, казалось, резавший стены.

– Ярви, успокойся, Ярви, всё хорошо, мы здесь… – приёмные родители склонились надо мной. Отец держал за руку, мать вытирала пот со лба. Чуть сзади маячило бледное лицо Плута с выпученными глазами.

– Мои ноги! Моя грудь! Помогите! Я умираю!

– Да успокойся ты! – отец вдруг влепил мне хлёсткую пощёчину. Как обычно, это помогло. Дыхание выровнялось, конвульсии прекратились, боль отпустила. Тело обмякло и не желало подчиняться.

– Что… – язык еле ворочался. – Что… со мной?

– Кажется, Невеста решила тебя не просто поцеловать, но ещё и приобнять. – отец говорил обычным тоном, как будто ничего особенного не случилось. – Не страшно, но весьма болезненно, конечно. Ты, пожалуйста, в следующий раз предупреди нас, чтобы мы были наготове. Хорошо, что сегодня твой друг оказался рядом и побежал к нам за помощью. В другой раз так может и не повезти. Договорились, сынок?

– Да, пап! – я постарался улыбнуться.

– Вот и хорошо. А сейчас отдыхай. Мама за тобой приглядит.

Перед уходом Плут наклонился и зашептал:

– Я был прав?

Подавив желание помучить его неизвестностью, я кивнул и закрыл глаза, не желая смотреть на его торжествующую физиономию. Честно говоря, меня волновало совсем другое: камень не был с пилотом до смерти, так и оставшись в нераспакованном рюкзаке.