В здании стоял густой полумрак, каждое окно покрывал толстый слой пропыленной паутины, скопившейся за века. Какой-нибудь давно умерший Смертоносец-Повелитель, возможно, облюбовал это место под обиталище, потому что главная лестница здесь была из черного мрамора, а стены облицованы материалом, напоминающим черное вулканическое стекло. У пауков было инстинктивное стремление к темноте - несомненно, потому, что она необходима для сокрытия их тенет.
На четвертом этаже Дравиг остановился перед широкой дверью, обитой черной кожей с узором медных заклепок.
Два стоящих на страже бойцовых паука застыли так неподвижно, что их можно было принять за статуи. То же самое можно было сказать и о темноволосой девице, стоящей навытяжку перед дверью. Она была затянута в черную униформу; белые руки составляли резкий контраст. Найл узнал в ней Сидонию, начальницу внутренней службы Смертоносца-Повелителя. Она смотрела сквозь него не мигая - малейшее движение зрачков расценивалось как грубое нарушение дисциплины - затем повернулась к ним спиной и распахнула дверь.
В открывшейся просторной зале было достаточно света, и можно было различить, что стены и потолок сплошь покрыты пыльными жгутами паутины. В дальнем конце протянувшиеся от пола к потолку заросли тенет были такие густые, что напоминали ячеи рыбацкой сети или хитросплетение лиан. Найл чувствовал, как из середины этих джунглей за ним наблюдают невидимые глаза. Когда он остановился, в груди зазвучал голос Смертоносца-Повелителя:
- Добро пожаловать, избранник богини.
Найл ответил:
- Честь имею находиться в твоем присутствии, о, Повелитель Земли.
Когда глаза привыкли к темноте, Найл стал различать и других пауков, стоящих вдоль стен; они стояли настолько неподвижно и так удачно вписывались в фон, что были практически невидимы.
Совершенно неожиданно Найл почувствовал необходимость вглядеться в темноту; каждый паук в комнате стал ясно различим. На секунду подумалось, что это солнечный луч проник в темные окна. И тут Найл потрясение понял, что произошло. Смертоносец-Повелитель ввел его в сложную сеть общего сознания, сосредоточенного в этой зале. Ему предоставлялась исключительная честь стать частью того общего, что объединяет всех пауков.
В некотором смысле это было самое памятное ощущение в жизни Найла. Как и все люди, он с самого рождения видел мир через призму собственного сознания, все равно что человек, сидящий у окна крохотной каморки; даже общаясь с другими, он ни на миг не выходил за собственные границы. Он принимал это как должное, иначе в жизни и быть не может. Стоя один посреди залы, упрятанный в скорлупу собственной сущности Найл чувствовал неловкость, и всякие мысли лезли в голову; теперь же он мог стоять спокойно хоть целый год.
Достаточно освоившись со странным поначалу новым окружением, Найл перевел внимание на залу и осознал ситуацию, в которой очутился. Темное переплетение паутины напротив казалась теперь прозрачным, и до Найла впервые дошло, что ее можно сравнить с королевским троном, на котором восседает Смертоносец-Повелитель в окружении придворных, правящего совета города пауков. Каждый из этих советников - все самки - имел строго отведенное место. Единственно кто присутствовал еще, не считая их с Дравигом, это шесть пауков-самцов, выстроенных по обе стороны залы; это, понимал он теперь, и есть подсудимые.
Едва внимание сосредоточилось на них, как стало ясно, что пятеро здесь - из "низов", паучий эквивалент капрала. Смутьяном был шестой навроде капитана - считавшийся ближайшим другом Скорбо. Этот паук был ниже и мельче остальных, хотя мощные лапы и челюсти выдавали недюжинную силу. Найл с удивлением понял, что ни этот паук, ни остальные не имеют имен - к чему они, когда сородича можно мгновенно узнать телепатическим импульсом? Если при общении надо сослаться на того, кто отсутствует, передается мысленный образ его сущности. Скорбо, Дравиг - все это имена, присвоенные отдельным особям людьми в порядке исключения.
Изучая этого, шестого, Найл выяснил также, что любое имя здесь - это нелепость. Паук, прибывший из дальней провинции за морем, был знатного происхождения; их семейство там, в силу своего природного властолюбия, считалось в каком-то смысле знатью. Здесь, в паучьем городе, спесивые замашки провинциала вызывали у сородичей неприязнь, а над его малым ростом еще и посмеивались. А так как у пауков почтительность стоит едва ли не на первом месте насмешливое пренебрежение выработало в "аристократе" драчливую заносчивость.
Читать дальше