Сергей Толмачев - Карлов

Совершив свое первое массовое убийство в восемнадцать лет, к двадцати трем Искандер стал настоящим палачом не знающим ни сострадания, ни сомнения. Он возглавил, созданную отцом организацию. Он принимал активное участие в боевых действиях в Афганистане, в Ираке, а так же в развале СССР. В то время, как обычным людям показывали хронику: выстрелы по Белому дому; Ельцина, выступающего на баррикадах; Горбачева, выходящего из самолета и флаг Советского Союза, который спустили со здания Кремлевского Дворца съездов, люди Искандера перекраивали Страну и помогали в захвате социалистической собственности, названном в последствии красивым словом – приватизация. Весь остаток двадцатого века Искандер был одним из теневых вершителей судеб и, во многом, именно благодаря ему и таким, как он, сегодняшняя Россия и имеет ее нынешний облик. И это было только лишь начало. Вот только Кахе не суждено было увидеть, какой станет эта новая Россия.

Двери распахнулись и в комнату вошел Искандер. Это был уже не тот юноша, каким мы его знали в конце восьмидесятых – начала девяностых. Это был умудренный жизнью гладиатор, сменивший привитый отцом светский образ на кожаный плащ и крест в ухе. Не сбавляя шага он прошел через всю комнату и подошел к кровати, на которой лежал Каха. Каха был подключен к системам жизнеобеспечения, выглядел ветхим и дряблым, и судя по выражению лица Искандера, он не мог поверить, что его отец в таком состоянии и, что его время на исходе. Кое-как совладав с собой, Искандер склонился и взял отца за руку. Почувствовав же прикосновение, Каха вздрогнул, приоткрыл глаза и посмотрел на сына. Увидев Искандера, Каха улыбнулся, облегченно вздохнул и начал шептать. Его губы были почти неподвижны, а звуки очень тихими, поэтому Искандеру пришлось встать на одно колено и приникнуть к отцовским устам ухом.

– Мое время пришло! И я уже слышу голоса Валькирий кружащихся над полем брани, где и мне придется сложить свою голову. Я знаю, что земля для меня не станет пухом и, что говоря обо мне « Царствие ему небесное», люди будут иметь виду «царствие ему подземное». Я сделал много плохого, причинил много боли и страданий, и даже ты, даже ты – это плод моей греховной жизни.

– О чем ты, отец?

– В моем сейфе есть синяя папка, в ней ты найдешь имена своих настоящих родителей и если захочешь, то ты сможешь найти их, я думаю, что они еще живы. Если захочешь, можешь найти и своего брата близнеца, – прошептал Каха, дотронулся до руки Искандера, и зигзагообразная линия на экране кардиографа тотчас же стала прямой.

Уходящее за горизонт солнце отразилось в окнах больницы и наполнило коридор желто-оранжевым светом. По коридору шли двое: слева – врач, а справа – Искандер. Они шли не говоря друг другу ни слова, смотрели вперед и так до самой двери с надписью «морг».

Яркие люминесцентные лампы осветили помещение, в котором стояло несколько металлических столов, на одном из которых лежал человек, накрытый зеленой тканью. Врач подошел к этому столу, Искандер подошел к столу вслед за ним. Не говоря ни слова, врач бросил на Искандера мимолетный взгляд, сдернул край зеленой материи и показал Искандеру лицо его покойного брата близнеца.

Его звали Вадим, он был бледен, а на его груди у сердца зияла дыра от пули.

– А мы похожи, – прошептал Искандер, глядя брату в лицо, – аж жутко, как-то вот так вот видеть себя и в таком состоянии, – усмехнулся Искандер и очертил рану кончиком пальца.

Его рука то и дело вздрагивала, а уста издавали странные звуки напоминающие всхлипывание. Доктор смотрел на Искандера с сожалением и пониманием, а затем Искандер положил ладонь брату на лоб, вздохнул и протянул. – Да уж! Жаль, что нам так и не довелось поболтать…. Очень жаль.

Входная дверь в дом отдыха «Снегири» распахнулась и в вестибюль вошел человек в черных джинсах и белой майке. Кто-то считает, что он умер, кто-то считает, что он не умрет никогда, для тех же, кто его узнал, – это все тот же Стас. Ну или почти тот же, впрочем, об этом чуть позже. Из вещей у Стаса с собой была лишь небольшая спортивная сумка, взгляд его был понурый, а походка усталая. Он дошел до стойки с надписью «Ресепшен», огляделся и оценил обстановку. В холле было много людей и, судя по выражению лица Стаса, люди эти его нервировали. Одни слишком громко выясняли, почему Вася забыл дома Машину плойку, у других были слишком невоспитанные дети, а третьи просто «лицом не вышли», а еще этот ресепшионист, который был занят чем угодно, но только не своей основной работой. То он менял скрепки в степлере, то перекладывал какие-то бумажки, то проверял как лежат ключи в ячейках. Это выглядело так, словно он намеренно не обращал на Стаса внимания, так, словно он знал, кем был Стас и выражал ему таким образом свой протест. Не отреагировал он на Стаса даже после того, как Стас постучал кулаком по столешнице, ну и, как следствие, Стас не выдержал и вспылил.