Юрий Казаков - Остаться на Земле

Варган слегка замялся.

– Мне может понадобится твоя помощь.

– Хорошо, Владимир Самуилович, сейчас приеду.

– Спасибо, дорогой, спасибо.

Голос в трубке стал излучать явную радость.

– Жду, захвати, пожалуйста, твой фотик с микроскоп-объективом и зарядник к нему.

– Хорошо, возьму. Сейчас оденусь и выхожу.

Студент заправил свои чёрные джинсы в высокие чёрные «берцы». Начистил их губкой-блеском, чтоб не осталось ни малейшей пылинки. Чёрная кожаная куртка с подкладкой из овчины и коротким воротником, за который трудно ухватиться руками, чёрная вязаная шерстяная шапочка, натянутая до самых бровей и чёрные замшевые перчатки придавали худощавой и высокой фигуре Ивана воинственный и неприступный вид. Только выражение серо-голубых глаз мало соответствовало неприветливому облику. Глаза были спокойны и внимательны.

Настоящий гот с первого взгляда бы понял, что этот молодой человек -чужак, маскирующийся под гота, и даже, возможно, попробовал бы с ним разобраться. Для этих случаев у Ивана была отработана примерная схема действий: задать вопрос готу про их «движение»; не дожидаясь ответа, отвлечь его внимание своим взглядом, заставляя его обернуться; захватить руку на болевой приём; мощно давануть и предложить этому готу при следующей встрече смотреть в землю и спокойно проходить мимо. Потом отпустить, и, ни в коем случае не оборачиваясь, неторопливо удалиться. Несколько раз эта тактика сработала безукоризненно.

Всем же «непосвящённым» Иван казался типичным готом. С доморощенными готами в городе предпочитали не связываться. Когда вечерами они появлялись стаями, то не давали прохода всем, кто им не так покажется.

Друг перед другом старались выглядеть агрессивными и крутыми. А по сути, чаще всего оказывались трусами. Несколько раз Иван уже пообщался с такими стаями. С уже «побеждёнными» готами студент заговаривал, здоровался и сильно жал кисть. Не желая, чтоб остальные из этой стаи узнали, что он был «побеждён» этот гот обычно всем своим видом показывал дружелюбие, давая знать остальным, что всё в порядке. После этого без всяких объяснений можно было идти дальше.

В век развития информационных технологий, суперпродвинутых экономических и культурологических теорий в молодёжной среде было замшелое средневековье. Процветал культ силы и хамства. Жестокость и трусость, вера в гадалок и колдунов различного толка странным образом уживались с умением владеть разной навороченной техникой. Да, странное настало время.

Знания, полученные в школе, на курсах, в институте негде было применять в реальной жизни. Склонность к размышлениям высмеивалась как непроходимая глупость. Чем же глупей было высказывание, тем оно серьёзней воспринималось окружающими.

Грамотными начали считаться те, кто побеждает в компьютерных играх, умеет развести лохов на деньги. Стало приличным поставить своих знакомых в неловкую ситуацию, давая понять окружающим, что именно вот этот человек виновен. Зная при этом точно, что он не виноват. Главное, чтоб всё это выглядело прикольно, и было бы выгодно тому, кто подставляет.

2. Доцент

Троллейбус не заставил себя долго ждать. Студент доехал до хорошо знакомой остановки, ни разу не попав в дорожную пробку. Перед варгановским подъездом ярко горела лампа наружного освещения, чего давно не наблюдалось. Настроение у Ивана было такое, как будто он недавно влюбился и узнал, что ему отвечают взаимностью.

Писк домофона, вонь лифта, теплый и уютный тамбур перед входной дверью в квартиру, поворот ручки, легко открывающаяся дверь и обезоруживающая улыбка Владимира Самуиловича.

Сколько раз отец Ивана грозился отлупить Варгана за то, что тот мог что-нибудь наобещать, договориться о встрече и забыть придти. Улыбка Варгана всегда его спасала. Владимир Самуилович умудрялся выглядеть извиняющимся даже тогда, когда все окружающие могли быть перед ним виноваты. За это качество ему прощали почти всё.

– Здравствуй дорогой, проходи.

– Добрый вечер, Владимир Самуилович.

– Можешь не разуваться, у меня – как всегда.

– Я лучше разуюсь, у Вас тепло.

В непривычно прибранном зале, в самом его центре, на опустевшем круглом обеденном столе стояла полулитровая чёрная, непрозрачного стекла бутылка с яркой этикеткой. Трёхлитровая банка с водой, наполовину пустая, стояла рядом. На деревянном полу, давно некрашеном, с облупившейся тёмно-коричневой краской, рядом со столом, обреталась пышная пальма с ярко-зелёными листьями в большом белом горшке. Рядом расположились два блюдца. На одном из них было три свежих сорванных листка, на другом – несколько высохших.